Тяжелый понедельник - Санджай Гупта Страница 9

Никто так не следил за соблюдением правил больницы, как Босс — Хардинг Хутен. С виду это был настоящий денди с его галстуками-бабочками и копной густых седых волос, но если считать его подчиненных взводом солдат, то он был для них въедливым и придирчивым унтером. Он часто без предупреждения появлялся в послеоперационных палатах, а иногда и в операционных, чтобы удостовериться, что все идет по правилам, принятым в Челси. Он ругал медсестер за то, что они оставляли на постах истории болезни, где в них мог заглянуть кто угодно; за то, что они отвлекались, раскладывая лекарства, рискуя ошибиться. Однажды он одернул врача, часто назначавшего катетеризацию мочевого пузыря, так как это увеличивало риск инфекции. Он разносил хирургов за то, что они доверяли фельдшерам сортировать по важности вызовы к неотложным больным. Однажды он даже отчитал санитара, который, по мнению Хутена, недостаточно старательно тер пол шваброй. «Ты возишь тряпкой так, как будто красишь пол, а его надо мыть! В больнице должно быть чисто». С этими словами Хутен вырвал швабру из рук санитара и начал оттирать пол. Он мыл его до тех пор, пока санитар не отобрал у него свой инвентарь.

«Все, что мы здесь делаем, должно быть направлено на лечение больных. Чистота помогает людям выздоравливать». Он произнес это так громко, чтобы его слышали все, кто был в это время поблизости. Сотрудники останавливались, чтобы посмотреть на главного хирурга, моющего шваброй пол, а потом, опустив глаза, шли дальше, понимая, что и сами часто нарушали правила, а выслушивать неприятные замечания им не хотелось.

Тай попытался представить себе Хутена со шваброй, но из этого ничего не вышло. Он никак не мог успокоить дыхание, сердце бешено стучало, мысли метались. Он опять постарался сосредоточиться на дыхании, медленно, через нос вдохнул. Воздух омыл верхнечелюстную, потом решетчатую пазуху… «Прекрати панику!» — приказал себе Вильсон. Выдох ртом. Он медленно выдохнул.

Во время студенческих каникул Тай прыгал с парашютом в Сан-Хуане-Капистрано и плавал с аквалангом в кишащем акулами море у берегов Багамских островов. Несколько раз ему случалось пережить невероятный страх, сменившийся невероятной радостью от того, что удалось избежать смертельной опасности. «Ничто не заставляет чувствовать себя живым сильнее, чем ощущение близости смерти», — сказал однажды его друг. Так вышло, что это был его единственный друг. Трагедия и ирония судьбы: несколько лет назад этот друг покончил с собой. Тай вздрогнул и попытался отогнать эту мысль. Все его прыжки с парашютом, все приключения с акулами не подготовили его к сегодняшнему испытанию. Необходимость впервые в жизни предстать перед судом товарищей и коллег вызывала не просто страх, а неподдельный ужас. Как отнесутся коллеги к тому, что случилось, как будут они его судить? На этих разборах ценили только искренность и беспристрастность и отвергали амбиции.

Тай сделал еще один глубокий вдох, стараясь восстановить циркуляцию «ва», и медленно, словно подбирая слова, заговорил:

— Около пятнадцати часов тридцати минут двадцать третьего октября меня вызвали в приемное отделение для осмотра одиннадцатилетнего мальчика.

Тай замолчал, вдруг живо представив себе Квинна Макдэниела. На вид мальчик был абсолютно здоров. Волосы и кожа буквально лучились той жизненной силой, какая бывает отпущена человеку только в юности. На губах мальчика играла лукавая улыбка, а яркие веснушки просто кричали, что их владелец почти все время проводит на открытом воздухе. Под мышкой Квинн держал футбольный мяч, а когда он шел по коридору к смотровому кабинету, бутсы четко стучали по линолеуму. Тай тогда подумал, что если у него будет когда-нибудь сын, то он обязательно должен быть похож на этого парня. Мальчишка просто источал радость жизни. Здоровье сочилось из всех пор, и Таю стало непонятно, зачем его вообще сюда вызвали.

— Мальчика привезли в больницу после того, как он во время игры в футбол столкнулся с другим игроком и они ударились головами. При осмотре не было выявлено никаких отклонений. Давление, пульс, дыхание — все было в норме. Мальчик производил впечатление совершенно здорового, тренированного подростка, — продолжал Тай, обращаясь к собравшимся хирургам. Он вдруг вспомнил прочитанную когда-то фразу: если сможешь сохранить здоровье и жизнелюбие одиннадцатилетнего ребенка, то проживешь тысячу двести лет! Но этот мальчик уже не проживет!

После осмотра Тай и врач приемного отделения, Макс Голдман, вызвавший его, отошли от мальчика и его матери. Перед тем как вызвать нейрохирурга, врач отделения сделал мальчику КТ — не потому, что ожидал что-то увидеть, а просто чтобы на всякий случай прикрыть задницу — так он объяснил свои действия Вильсону.

— Понимаю, выглядит он совершенно здоровым, — тихо, чтобы его не слышал никто, кроме Тая, сказал Голдман, — но на снимках я увидел нечто такое, что вам следовало бы на них взглянуть.

С этими словами Голдман повел Вильсона в темную комнатку, где светился компьютерный экран. Врач сел за компьютер, набрал что-то на клавиатуре и начал показывать Таю один снимок за другим.

— Я не мог поверить своим глазам, — продолжал Тай. — Я дважды сверил фамилию мальчика с номером снимка, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают. У мальчика была большая, похожая на злокачественную, опухоль в левой височной доле. — Вильсон помолчал, перевел дыхание и снова заговорил: — В тот момент я принял решение об экстренной операции, так как, по моему мнению, мальчику в любой момент угрожала внезапная смерть.

— Доктор Вильсон, вам не пришло в голову, что перед операцией стоило бы назначить какие-то дополнительные анализы? — едко спросил Хутен.

— Нет, сэр, — ответил Вильсон.

— Вы не посчитали нужным показать снимки другим авторитетным коллегам? — спросил кто-то из темноты зала. Спросивший особо подчеркнул слово «авторитетным», словно хотел дать понять, как низко ценит других нейрохирургов Тайлер Вильсон.

— Нет, — ответил Вильсон и посмотрел в сторону невидимки. С ярко освещенного места, где он стоял, было трудно разглядеть сидящих в задних рядах. С Хутеном проблем не было — он сидел в трех шагах от Тая.

— Почему вы не обратились за помощью, доктор Вильсон? — спросил Хутен.

— Я не думал, что она мне понадобится.

— Вы не думали, что она вам понадобится, — четко и раздельно произнес Хутен. Таю показалось, что слова эти свинцовой тяжестью повисли в воздухе. — Вы решаетесь на опасную для жизни больного операцию и не считаете нужным ни с кем посоветоваться? Не считаете нужным послушать мнение других коллег?

— Это несомненная ошибка, — пробормотал кто-то в задних рядах.

Тай ждал такой реплики разве что от Суна Пака, но Сун молча сидел в первом ряду, положив ногу на ногу. Он явно был чем-то расстроен и нервно потирал виски. Тай ожидал, что Сун будет радостно улыбаться — еще бы, единственный соперник, фаворит, вдруг так неудачно споткнулся. Но и без Пака настроение аудитории на глазах оборачивалось против Тая Вильсона.

— Как насчет простого анамнеза жизни? Вы могли собрать его, прежде чем вскрывать череп ребенка? — снова заговорил Хутен. «Ведет себя как инквизитор», — подумалось Таю. — Если вы пренебрегли помощью коллег, то кто мешал вам обратиться за помощью к больному или к его матери?