Записки кинооператора Серафино Губбьо - Луиджи Пиранделло Страница 9

Теперь-то я хорошо знаю эту женщину, в той, по крайней мере, степени, в какой ее вообще можно узнать, и только теперь многое понял из того, что долгое время не поддавалось никаким объяснениям. Боюсь, правда, что мое разъяснение многим покажется путаным и туманным. Но какое мне дело до других! Себе, а не другим я пытаюсь объяснить. И не стремлюсь никоим образом оправдать Варю Несторофф.

Да и перед кем ее оправдывать?

Я остерегаюсь людей добропорядочных профессий, как чумы.

Не верю, чтобы плодами своих злодеяний не пользовался тот, кто с холодным расчетом эти злодеяния осуществляет. Но если подобного рода несчастье выпадает на чью-то долю (и она, должно быть, ужасна), в смысле, если человек не может воспользоваться плодами своих злодеяний, то презрение к таким злодеям, как и ко всем остальным несчастным, можно, неверное, преодолеть или хотя бы смягчить только жалостью. Говорю об этом во избежание кривотолков, как человек вполне добропорядочный.

Господи Боже мой, да нам всем надо признать: каждый из нас, кто в большей, кто в меньшей степени, злодей; только мы не пользуемся плодами своих злодеяний, оттого и несчастны.

Может ли такое быть?

Все охотно признают, что все мы глубоко несчастны; однако ни один человек не скажет, что он злодей. Несчастье наше, дескать, беспричинно, мы к нему руку не прикладывали; между тем немедленно находятся сотни причин, сотни отговорок и оправданий для любого мелкого злодеяния, которое мы совершили и на которое указывают нам другие либо наша собственная совесть.

Хотите посмотреть, как незамедлительно мы реагируем, возмущаемся, с каким гневом отвергаем неоспоримый факт нашего злодеяния, из которого мы тем временем успели извлечь выгоду?

Произошли два события (я не отклоняюсь от темы, ибо кое-кто сравнил Варю Несторофф с прекрасной тигрицей, недавно приобретенной «Космографом»). Произошли, стало быть, два следующих события.

Стая перелетных бекасов — самки и самцы — после длительного перелета опустилась на римские поля передохнуть и чего-нибудь поклевать. Место, которое выбрали птицы, оказалось неудачным. Один бекас, побойчее других, говорит товарищам:

— Вы тут пока посидите, а я схожу погляжу. Если найду что получше, позову.

Ваш приятель, инженер по профессии и в душе искатель приключений, член Географического общества, принял приглашение отправиться в Африку, уж не знаю (поскольку вы и сами точно не знаете), в какую такую научную экспедицию. Еще не успев добраться до места, он послал с дороги почтовую открытку, которая вас несколько смутила и озадачила, поскольку в ней друг писал об опасностях, поджидавших его при переходе через неведомые чащобы и обширные пустыни.

Сегодня воскресенье, вы поднимаетесь спозаранку, собираясь на охоту. С вечера вы уже все заготовили, рассчитывая на знатную добычу. Выходите из поезда в приподнятом настроении. Идете по свежим зеленым полям, стелющимся легким туманом, ищете подходящее для перелетных птиц местечко. Ждете полчаса, час; затем начинаете томиться, достаете из кармана газету, купленную на вокзале до отхода поезда. И вдруг настораживаетесь: словно послышался шорох крыльев в ветках пролеска. Бросаете газету и тихонько, пригнувшись, подкрадываетесь и стреляете. Ух ты, бекас!

Да, бекас, тот самый, который оставил своих товарищей под прикрытием зарослей, а сам отправился исследовать новые места.

Мне известно, что вы не едите дичь и добытое отдаете друзьям. Все удовольствие в охоте для вас — подстрелить то, что вы называете дичью.

День не обещает большой удачи. Но вы, как любой охотник, человек суеверный: стоило вам взяться за газету, как клюнула удача. Поэтому возвращаетесь на прежнее место и листаете газету. На второй странице натыкаетесь на сообщение, что ваш друг-инженер, отправившийся в Африку по заданию Географического общества, пробираясь через какие-то неведомые заросли и обширные пустыни, погиб в результате несчастного случая: его подстерег дикий зверь, напал на него и сожрал.

Вы с содроганием перевариваете газетное сообщение, но вам даже не приходит в голову провести сравнение между диким зверем, растерзавшим вашего друга, и собой, убившим бекаса — такого же, как и ваш друг, исследователя неизвестных краев.

А между тем сравнение это безупречно, и боюсь, с перевесом в пользу дикого зверя, ибо вы убили ради удовольствия и не рискуя собственной жизнью, а зверь — нужды ради, ему хотелось есть, и при этом он рисковал, ведь ваш друг наверняка был вооружен.

Риторика, говорите? Увы, дорогой! Но не стоит так бурно реагировать, я тоже согласен — риторика, ибо все мы, милостью Господней, все-таки люди, а не какие-то там бекасы.

Вот бекас, не боясь впасть в риторику, вполне мог бы провести сравнение и потребовать, чтобы люди, выходящие на охоту прихоти ради, не смели называть хищниками диких животных.

Мы — ни за что! Мы никак не можем согласиться с подобным сравнением, ибо здесь человек убил животное, а там — животное человека.

В крайнем случае, любезный бекас, мы можем пойти тебе на уступку и сказать, что ты был бедной, безвредной птахой, вот! Довольно с тебя? Но ты, будь любезен, не вздумай делать из этого вывод, будто наша жестокость превосходит звериную. В особенности же не вздумай утверждать, что, назвав тебя безвредной птахой и прикончив тебя, мы лишились права считать хищником зверя, загрызшего человека, на том основании, что зверь был голоден, а не потому, что ему хотелось получить удовольствие.

В каких же случаях, спрашиваешь ты, человек становится хуже дикого зверя?

Да-с, делая выводы, надо быть предельно бдительными, а то часто логика поджимает хвост и улепетывает неизвестно куда.