Под местным наркозом - Гюнтер Грасс Страница 9

– Расслабьтесь. И язык назад вниз…

Общим планом фасад кобленцского главного вокзала. Почерневший песчаник. Над гранитным цоколем грубые щербины. Вокзальные скульптуры. Следы войны, всё еще. (На толевые крыши давит – слишком близкий задний план – монастырь, часть кобленцской крепости.) Движение на площади велит камере быть неподвижной. Она запечатлевает: неорганизованно образующиеся группы. Пересечения одновременных движений, транспаранты, здесь их поднимают, там развертывают, еще где-то опять свертывают. (Голуби, видящие, что их площадь занята, и косо склонившие головы на карнизах фасада.) Еще шумы: неразборчивые возгласы хором, выкрики («Давай сюда, Жорж…»), общий смех, бульканье бутылочного пива, передаваемого по очереди. (Воркование голубей.) Полицейские наготове, держатся возле городской сберегательной кассы. Только две дежурных машины. Домашние хозяйки, сделавшие закупки. Подростки, ведущие сбоку свои велосипеды. (Продавец лотерейных билетов с двадцатимарковыми купюрами за лентой шляпы.) Пресса. На подставке из ящиков устанавливает свою камеру кинохроника. Возгласы, похожие на команды. Распространяющееся движение. Теперь транспаранты развернуты так, что их можно прочесть. «Арктики нет!» – «Сила через террор!» – «Привет из Курляндии!» – «Крингс стоит до конца!» Скандирование обретает ритм: «К черту геройство! К черту геройство!» – «Без нас! Без нас!» (Некоторые разочарованы, потому что кинохроника не снимает. Ругань: «Тогда сматывайтесь отсюда, ребята!» – Голуби садятся и взлетают.) Средним планом одна из групп, возглавляемая электриком Шлотау. Он дирижирует: «Крингса назад в Сибирь! Крингса назад в Сибирь!»

На углу Маркенбильдхенвег, среди домашних хозяек, стоит Зиглинда Крингс. Она в темных очках. Она медленно пробирается сквозь толпу мужчин, в большинстве инвалидов войны. (Костыли, стеклянные глаза, пустые рукава, изуродованные лица.) Волнение и выкрики у подъезда вокзала. Толпа протискивается внутрь. Образуются людские водовороты. Переругивание. Толкотня. Вот-вот начнется потасовка. Смех у окошек касс. Покупают и раздают перронные билеты. (Методы рыночных зазывал: «Ну, кому еще, у кого еще нет!»)

Полицейские не вмешиваются и следуют за толпой через проход к перронам, у которого то и дело возникает сутолока. Один полицейский регулирует движение: «Спокойнее, господа, никуда ваш Крингс от вас не денется…» Бег, а также быстрые хромающие шаги по главному туннелю, откуда отходят лестницы на перроны, – до четвертого перрона. Во время движения от площади к вокзалу врываются обрывки фраз:

– Подумать только, Иван его отпустил…

– Живодер, солдат не жалел!

– Друг, да это же минная тележка.

– В восточной зоне они ему…

– Говорят, он с Нушке в одном поезде… [9]

– Из-за ремилитаризации…

– Говорю тебе, в салон-вагоне.

– Пусть у них там будет армия, если эти у нас…

– Без меня!

– Дураков всегда хватит…

– Эту скотину я знаю еще с Заполярья…

– Арьергард в Никополе…

– Меня эта сука в Курляндии…

– Когда же прибудет…

– Стукни-ка его по протезу…

– Нас он в Праге…

– Подходит!

– Лупоглазый, приятель!

– Поезд подходит…

Молча ждут остановки поезда. Взгляды устремляются вслед, отскакивают назад, снова вперед. Выходит лишь несколько пассажиров. Щелки глаз вглядываются в лица в поисках сходства. Несколько человек прочесывают купе. Проводник кричит с подножки отъезжающего поезда: «Не суетитесь, дорогие. Ваш Крингс сошел со своей картонкой еще в Андернахе».

Железнодорожный грохот заглушает отдельные протестующие свистки. (Он перекрывал высокий регистр «эйрстара», шлифовавшего жевательную поверхность моего минус восьмого. Достаточно причин прополоскать. Врач тоже воздержался от оценки разочарования длиной с перрон.)

– Словом, этот митинг протеста провалился, как митинг протеста против Кизингера на прошлой неделе – с соблюдением порядка. Я был там с несколькими учениками и со своей коллегой. Такой же пустой номер, ибо этот господин возложил свой веночек не к памятнику на Штейнплаце, как было объявлено, а украдкой в Плетцензее, Ирмгард Зайферт была тем не менее довольна: «Наш протест не заглохнет». Шербаум сохранил трезвость: «Это же просто выпускание пара». А когда я на следующий день попытался доказать своему 12-а нравственную важность даже безуспешного с виду протеста, Веро Леванд остановила меня цитатой из Марксэнгельса (всегда при ней какие-то бумажки: «Мелкобуржуазные революционеры принимают отдельные этапы революционного процесса за конечную цель, ради которой они участвуют в революции…») Мелкий буржуа – это я. И вы, доктэр, тоже подпадете под эту категорию, если, чего доброго, придете в мой класс со своим Сенекой…

– А вы бы ответили вашей начетчице-ученице словами Ницше: «Переоценка ценностей удается только под давлением новых нужд, людей, нуждающихся в новом…»

– Что бы ни заставляло людей выйти на улицу – протест ли против Кизингера неделю назад или против Крингса летом пятьдесят пятого, – на поверку выходит только сотрясение воздуха…

– А мы все-таки сточили ваш минус восьмой, сузили к жевательной поверхности.

– А в газетах писали: «Генерал-фельдмаршал Крингс прячется от солдат-фронтовиков!» – или издевательски: «Крингс сказал: „Без меня!"» – или лаконично: «Кобленцская мелодрама осталась без главного исполнителя». – «Генеральанцейгер» сухо констатировал: «Поезд прибыл по расписанию, но без генерал-фельдмаршала. Еще один протест ушел в песок…»

– А что ваш друг Шлотау?

Когда началось обтачивание жевательной поверхности моего минус шестого, я вмонтировал такой кусок: бывшие фронтовики покидают четвертый перрон. В толпе перед лестницей к главному туннелю сталкиваются Линда и Шлотау.

Линда: Подвезти вас?

Шлотау: Будь оно неладно, черт его возьми!

Линда: Моя машина стоит за гостиницей «Хё-ман».

Шлотау: С вами, деточка, пусть ездит кому охота.

Линда: Думала, вы хотите со мной в кино.

Шлотау: Это на него похоже – смыться вовремя.

Теперь уже картинка, где они, спускаясь по лестнице, исчезают в туннеле.

Ведь, конечно, они едут вместе. Едут в «боргварде», каких сегодня не встретишь. Правда, на вокзальной площади он сначала резко оторвался от нее, нет, молча свернул (между голубями) в сторону, предоставив ей одной следовать прямо вперед, но этого не нужно показывать. Как и обмена короткими репликами между Шлотау и его однополчанами – «Надул нас, старик» – «Я еще скажу ему пару слов» – это при монтаже вырезается. (Между прочим, он купил на вокзальной площади лотерейный билет – пустой.)