Цифровые грезы - Эдмундо Пас Сольдан Страница 9

Наконец Никки переключила на «Право мечтать» — бразильский сериал на седьмом канале. Себастьян тоже немного посмотрел — правая рука пригрелась на неукротимо полнеющем левом бедре Никки. Ноздри щекотал сладковатый аромат духов. Запах показался ему новым и словно пронизывающим насквозь — немного напоминает весенний жасмин. Себастьян напрягся. Он не доверял переменам в выборе духов, причесок и нижнего белья — как и вообще любому отклонению от привычной рутины. Неужели?..

Нужно держать себя в руках: она не ничего сделала, а он уже принюхивается, словно полицейская ищейка в поисках наркотиков, припрятанных в двойном дне чемодана. Излишняя уверенность также смущала и заставляла колебаться и сомневаться. Ему даже думать не хотелось, что будет, если Никки действительно даст ему малейший повод к недоверию…

— Ты так вкусно пахнешь…

— Нравится? А мне so so [22].

— Новые духи, да?

— Дурачок, я так пахла на нашем первом свидании. Просто давно ими не пользовалась.

Себастьян встал и отправился запереть дверь. Через полупрозрачную шелковую занавеску проглядывал погруженный во мрак парк, деревья патетически вздымали к небу голые ветви, бледные муниципальные фонари еле тлели. Не зря это место облюбовали наркоторговцы.

Он задержался, не в силах отвести взгляд от парка. Как звали того человека, в которого Никки влюбилась настолько, что бросила колледж и вышла за него замуж? Гильермо. Такая всепоглощающая любовь, что Никки нашла в себе силы бросить учебу и стать домохозяйкой, покорно принимая его болезненную ревность, измены, а под конец и побои, пока не собралась с духом и не развелась. Да как она могла любить кого-то до него?! Гильермо виновен в ее душевных травмах и странных фантазиях: теперь Никки хотелось иметь две противоположные вещи одновременно — долговременная уверенность брака и наслаждение моментом, как возмещение потерянного времени. Может, она и до сих пор любила его — кто знает.

Нужно держать себя в руках.

— Ты идешь, Себас?

— Не хочу смотреть телек.

— Там тебе пришло письмо, я положила его на письменный стол.

Себастьян обнаружил конверт на месте. Справа на стене висели постеры Клинта Иствуда в «На линии огня» и Тома Хэнкса в «Форресте Гампе» — фильмов, которые он обожал не за их глупые сюжетные линии, а за цифровые спецэффекты. У него не было желания когда-нибудь познакомится с известными актерами или режиссерами — в конце концов, они делали самую обычную работу, — но он много бы отдал за воз-можность пообщаться с теми, кто спустя тридцать лет заменил телохранителя Кеннеди в хронике того времени на Клинта Иствуда. С теми, кто позволил Тому Хэнксу подать руку президенту Кеннеди. Естественно, сегодня даже самые скромные фильмы — без этих межгалактических суперзвездолетов и мускулистых динозавров или комет, что вот-вот разнесут в клочки старушку-Землю, — не обходились без компьютера: настоящая порнография спецэффектов. Туман в «Разуме и чувствах» — целиком и полностью детище цифровой технологии, так же как и буря в «Ледяном шторме». В итоге Себастьян проникся глубочайшим уважением к тем, кто мог создавать фильмы, не прибегая к компьютерным трюкам.

Как изменился его письменный стол! Тот, что был у него в квартире сестры, являл собой Песнь Хаосу: полутемная комнатушка, заваленная журналами вперемешку с пустыми банками из-под кока-колы, пеплом, ботинками и окурками косяков марихуаны. Когда ему нужно было что-либо найти, приходилось переворошить целые груды бумаг и газетных вырезок. Обычно Себастьян примерно представлял, в какой куче может находиться объект его поисков, но так случалось далеко не всегда, и тогда он вынужден был перерыть всю комнату. А еще спертый воздух и резкий мужской запах, вспарывающий нозд-ри, словно пронзающий вены стилет. Ему казалось, что так и должны работать представители богемы, к которым он причислял и себя. Но появилась Никки и заполонила квартиру тонкими ароматами освежителей воздуха и своей экзальтированной любовью к порядку. Все на своих местах, даже карандаши и маркеры в стаканчиках в уголке письменного стола у компьютера, как готовые к атаке синий, черный и красный эскадроны. Газеты в одной стопке, журналы — в другой. И много света, и все пахло лимоном. Свежая почта — в специально отведенном для свежей почты лотке.

Себастьян вскрыл конверт: письмо от отца откуда-то с гор Колорадо, написанное корявым — как курица лапой — почерком. Они не виделись уже почти десять лет, но Себастьян регулярно раз в месяц получал от него письма (и скрепя сердце отвечал на них: уж очень архаичным было это занятие — писать письма). Отец спустя несколько месяцев после развода познакомился с одной из этих сдвинутых на 60-х годах американок с мохнатыми небритыми подмышками, сквозняком в голове, зернышками на завтрак и стремлением ущучить правительство. В итоге он уехал с ней и поселился в коммуне в окрестностях Беркли — города, всеми силами пытающегося поддержать свою славу хиппующего анархиста, по заслугам завоеванную им в свое время, но давно оставшуюся в прошлом. Когда же американка погибла, сооружая вместе с друзьями-анархистами самопальную бомбу для покушения на ректора университета Беркли — ничего личного, просто потому, что он был ректором, представителем эстеблишмента — папа свалил в Колорадо. Он жил в лачуге без электричества, не имел ни телефона, ни компьютера, ни машины, был технофобом и делился в письмах идеями, направленными против индустриально-технологического общества. My Own Private Unabomber [23]. И не упускал возможности поинтересоваться судьбой «River Boys». Себастьяна всегда трогала эта преданность команде — «River Boys» не сохранили и следа былого величия — с таким количеством транслируемых по телевизору матчей, сам он и его друзья предпочитали болеть за итальянские и аргентинские клубы (Себастьян отдавал предпочтение «Ювентусу» и «Боке», а еще ему нравился «Ливерпуль» из-за того, что там играл Оуэн). Своего отца он называл не иначе как «Последний болельщик». В качестве ответа на его вопросы Себастьян сканировал газетные фотографии с последнего матча «River Boys», с пустыми трибунами и заполнял их зрителями, украденными с фотографий игр аргентинцев, добавляя ко всему маленьких рассказ о том, как чудно идут дела у «Boys» и что скоро они наверняка вернутся в верхние строки таблицы.

Он отложил письмо в сторону — вечные жалобы на подозрения и слежку ЦРУ, ФБР и Пентагона — и подумал, что отец ни за что бы не поверил, узнай он, чем сейчас занимается его сын. Такие разные, до смешного противоположные, что это могло бы послужить отличным сюжетом для одного из этих безумных телесериалов. Гены развлекались вовсю, то из поколения в поколение таясь где-то в неведомых укрытиях, то выскакивая из засады в самый неожиданный момент, как чертик из табакерки. Себастьян включил по-хозяйски устроившийся на столе среди фотографий, бумаг, журналов и дискет Мак. Рядом ожидали работы сканер и принтер. Пару месяцев назад Себастьяну пришлось влезть в приличные долги, чтобы купить все эти прибамбасы, но выхода не было — он не хотел уподобляться пресловутым сапожнику без сапог или кузнецу с деревянным ножом. Кроме того, это была его единственная шикарная вещь. Никки, конечно, предпочла бы машину, но он рассудил, что компьютер со всей периферией жизненно необходим ему для работы, а город у нас маленький, да и общественный транспорт работает вполне приемлемо, так что с машиной можно и подождать. Компьютер имел собственное имя — Лестат.