Любовник Дженис Джоплин - Элмер Мендоса Страница 9

— Вот, возьми на расходы. — И, помедлив, добавил: — Я уже дал денег дяде Грегорио, чтобы ты ни в чем не нуждался; он подыщет для тебя жилье.

— Да, папа.

— Делай все так, как я тебе велел; из города никуда ни на шаг!

— Да, папа.

— Я не хочу, чтобы у тебя опять возникли неприятности.

— А как же дьявол?

— Выброси это из головы! Позаботься о Давиде, — обратился он к Грегорио. — Когда найдешь для него дом, помоги обустроиться и навешай иногда.

— Не беспокойся.

— И не вздумай подавать в суд на полицию, все равно ничего не добьешься, они же над тобой и посмеются!

Давид отказался покидать аэропорт, пока самолетик не взлетел и не скрылся из виду. На обратном пути в город он думал о том, как отец защищал его от дона Педро, вспоминал Чакалу, которую не увидит уже никогда в жизни. Давид почувствовал боль от образовавшейся в душе пустоты. «Умираю», — мысленно решил он. «Да нет, — возразил голос. — Это всего лишь одно из проявлений того, как человек воспринимает одиночество». Дядя Грегорио посмотрел на Давида в зеркало заднего обзора и поинтересовался, нравится ли ему бейсбол.

— Бейсбол? — переспросил Давид. — Не знаю, никогда в него не играл.

Пять часов спустя он стоял на краю бейсбольной площадки и наблюдал за игрой команды «Депортес Бейб Рут», которую тренировал и содержал на свои деньги дядя Грегорио. Она проигрывала с разгромным счетом: один — одиннадцать. На восьмой подаче, когда стало ясно, что поражение неминуемо, дядя предложил Давиду выступить в роли подающего.

— Надо просто бросить мяч кэтчеру!

— Я не умею…

— А ты вообрази, что перчатка — это кролик!

— И все?

— Ну, на самом деле тут целая наука, но сейчас объяснять некогда, что получится, то и ладно!

— Хорошо.

— Тогда переодевайся! — И дядя дал ему форму, которая раньше принадлежала Чато.

— Играть будешь? — спросил Джонленнон, сидя на спортивной сумке, грызя картофельные чипсы и запивая их газировкой. Грегорио подозвал кэтчера, Сантоса Мо-хардина по прозвищу Чоло, крепкого парня с темными пятнами под глазами, и познакомил с Давидом.

— Это мой племянник Давид, он будет подавать, принимай мяч по центру. А ты, Давид, постарайся попасть точно ему в перчатку.

Идея ввести в игру новичка, очевидно, пришлась Чоло не по вкусу.

— Они могут опротестовать результаты матча!

— Не важно, мы и так проиграли! — Чоло смерил взглядом нового питчера, и поскольку тот, похоже, не показался ему обладателем большого ума со своим разинутым ртом и выпяченными зубами, решил возразить:

— Послушайте, какой смысл менять шило на мыло?

— Ты что, каброн, возомнил себя Альбертом Эйнштейном? Все равно тебя русские не завербуют, мать их!

— Да ладно, сказать ничего нельзя…

Не обращая внимания на Чоло, Давид начал разминаться и взял бейсбольный мяч, чтобы набить руку, бросая его в перчатку свободным членам команды, но тут к нему подкрались неожиданные сомнения: мяч был такого же размера, как тот камень, что послужил причиной гибели Рохелио Кастро, только весил поменьше. Тогда он обратился к дяде:

— Послушайте, дядя Грегорио, папа не велел мне больше бросаться камнями.

— Это не камень, а мяч, так что успокойся! Тебе что, разонравилось попадать в кроликов?

— Нет вообще-то…

— Так это то же самое, только вместо кролика — перчатка!

— Хорошо, как скажете. — Давид ради тренировки бросил мячик семь раз, и это занятие ему понравилось. Он решил, что метить в неподвижную перчатку даже проще, чем в кролика. Тем временем Грегорио договорился насчет нового игрока с арбитром, а Чоло подбодрил остальных членов команды:

— Держись, ребята! Как говорил Йоги Берра, ничто не кончается прежде, чем наступает конец, и это как раз тот случай!

Сантос подошел к питчерской площадке, где уже стоял Давид, и посоветовал ему бросать как можно сильнее. Очередной игрок соперников с битой занял свое место, и по сигналу Чоло Давид сделал первый бросок, который получился мощным, точным, с хорошей скоростью. Отбивающий промахнулся, и Давид заработал «страйк».

— Вот вам, мать вашу! — восторженно завопил Чоло. Тренер противоположной команды немедленно подошел к Грегорио, чтобы оспорить результат.

— Гойо, откуда у тебя взялся этот парень?

— Мне его только что прислали из Штатов!

— А я думал, его подослали русские!

— Не будь пендехо, Риос, в России не играют в бейсбол! — Арбитр молча сметал шеткой песок с площадки отбивающего.

— Ты же знаешь, что проиграл, и я могу запретить своим ребятам отбивать!

— Не будь каброном, Риос, дай мне опробовать в деле этого парня! Сегодня ты мне, завтра я тебе, сам понимаешь!

— Ну ладно, — согласился тренер соперников, однако в душе у него остались сомнения.

И недаром. Для двух отбивающих его команды броски Давида закончились сплошными «страйками», из других лишь один успел сделать «хоумран», обежав все базы, а самый последний отбил мяч высоко вверх, и тот, повертевшись в воздухе, упал в аут.

— Матч-ин, земляк! — восторженно закричал Давиду Чоло, а Грегорио и вся команда ликовали.

— Чертов пацан, откуда он взялся! — досадовал тренер соперников.

К пущему восторгу Грегорио, приехал президент бейсбольной лиги и сообщил о назначении его тренером кульяканской команды «Лос-Томатерос», которой предстояло поехать в Лос-Анджелес и сыграть там шесть матчей. Ему давалось две недели, чтобы подобрать игроков в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, оформить им паспорта и сшить бейсбольные костюмы.

— Послушай, Грегорио, ты ведь планируешь включить в команду этого питчера?

По дороге домой в своем зеленом «валиуме» Грегорио говорил Давиду:

— Вот так, племяш, ты хотел поехать в Соединенные Штаты и поедешь, только не батрачить, а играть в бейсбол, как тебе это?

— Нравится.

— У меня есть две недели, чтобы обучить тебя парочке приемов; слышал когда-нибудь о «слюнявой подаче»?

— Нет.

— Если уж ты сумел одним броском парня ухлопать, то вполне сможешь играть против гринго; ты же самородок, неграненый алмаз, как говорится! Руки у них коротки, у засранцев! — Дядя сердито насупился и сказал: — Если бы Чато перестал херней заниматься, мог бы шорт-стопа сыграть, да вместе с Чоло, представляешь, какая у нас была бы мощь?

— Дядя, а разве Чоло не старше двадцати?

— Да, но по свидетельству о рождении ему восемнадцать.

Восторг дяди Грегорио начал передаваться и Давиду, хотя он все еще не очень хорошо понимал, что происходит. Одно ему было совершенно ясно — чем дальше его увезут от Чакалы, тем лучше.