Путешествие на край комнаты - Тибор Фишер Страница 9

Начинается все точно так же: ты лежишь у себя в постели, день уже близится к вечеру, а ты еще даже и не вставал, грязные простыни липнут к телу, на фронте жизненных достижений – глухое затишье, единственная форма жизни, которая еще как-то терпит твое присутствие, обитает под раковиной у тебя на кухне, но опять же – одна небольшая мысленная поправка, и ты уже не никчемный придурок, а кто-то, кто может запросто подвалить к незнакомой женщине в клубе в субботу вечером и склонить ее к единовременному половому сожительству. Большинство женщин, конечно, пошлет тебя по известному адресу, но есть и такие, которые согласятся.

Какая разница между настоящим кинопродюсером и самозваным кинопродюсером? Никакой.

Произвести впечатление достаточно просто: надо лишь упомянуть несколько в меру успешных фильмов, которые вроде как на слуху, но которые не выходили на видео, а если даже и выходили, то вряд ли они есть у барышни дома, так что титры никто не проверит. А если тебе повезло с фамилией или если тебе ничего не стоит назваться чужим именем, тогда все еще проще: приписать себе достижения кого-то другого – это даже не слямзить чей-то багаж на вокзале. Напялить белый халат и сказать, что ты врач, – это все же к чему-то обязывает, в смысле тут надо хотя бы немножко напрячься, чтобы обман не раскрылся. А для того, чтобы заделаться известным кинопродюсером, достаточно одного волевого решения – вот почему вокруг столько продюсеров. Вот почему многие начинающие актрисы и танцовщицы тяжко вздыхают и, стиснув зубы, сами стягивают с себя трусики. Как потом выясняется, зря. Кстати, лучше всего быть известным продюсером за границей. Французским продюсером – в Англии или американским – в Италии.

Вот как это было со мной. Декорации были вполне убедительными: номер в шикарном отеле (легкодоступная роскошь при наличии чужой кредитки). Французский продюсер сказал «привет», расстегнул штаны и указал пальцем на свой хилый отросток, на тот случай, если я еще не поняла, в чем ключевой момент нашего собеседования.

Мое решение было обусловлено прежде всего неприязнью, которую этот мужик возбудил во мне с первого взгляда. Но когда я ушла, хлопнув дверью, я все же задумалась: может, я зря психанула? Может быть, это так принято у киношников – просить соискательницу об оральной услуге? Может быть, это стандартная ставка оплаты натурой? Пять неприятных минут – за жизнь, свободную от любых забот?

Подобные ситуации, во многом схожие с экзаменами, возникают в жизни сплошь и рядом, но в отличие от традиционных академических экзаменов здесь ты никогда не узнаешь правильного ответа. Хотя конкретно в том случае я узнала, что это был никакой не продюсер, а вор и мошенник, укравший чужую кредитную карточку. За что его, собственно, и арестовали. Так что я правильно сделала, что ушла. Он, кстати, даже и не подумал извиниться; он заявил, что его стараниями «многие бесталанные дурочки были счастливы на протяжении многих недель» в ожидании обещанной вожделенной работы. Они уже видели себя на экране. Купались в лучах будущей славы. Они действительно были счастливы: временно. Они ужасно гордились собой, хвастались всем подругам; строили планы, на что потратить грядущие запредельные гонорары; обмирая от восторга, представляли себе, как известные журналисты будут брать у них интервью и расспрашивать про их диету и предпочтения в шоппинге.

Может быть, он был прав. В чем-то. Один нищий бродяга, ошивавшийся неподалеку от клуба, куда я в свое время частенько ходила, придумал очень нетривиальный способ выпрашивать милостыню. Он сварганил копию фотоаппарата из пустой пластиковой бутылки, и когда он на нее давил, она издавала звук, отдаленно похожий на щелчок затвора объектива. Если он видел, что ты идешь в клуб, он бросался к тебе, изображая из себя папарацци, и делал вид, что снимает тебя на камеру. При этом он еще и орал, якобы в исступленном восторге: «Вы посмотрите, кто идет! Нет, вы посмотрите! О Господи!» И что меня больше всего настораживало: это было приятно.

Застройщик. Еще одна исключительно привлекательная профессия. Признаюсь, однажды я тоже купилась на одного застройщика. Это было давно, в ранней юности, и тогда этот дяденька произвел на меня впечатление. Я как-то сразу решила, что он – человек очень ответственный и серьезный, с твердым характером и большими деньгами. Не тут-то было. Для того чтобы быть застройщиком, вовсе не обязательно что-то строить и тем более – владеть недвижимым имуществом. Главное – мыслить, как мыслит застройщик. Иными словами, всего-то и нужно, что, проходя мимо здания, взглянуть на него и подумать: вот на этом вполне можно сделать хорошие деньги.

Застройщик, с которым я познакомилась, владел некоторым имуществом: у него был спортивный автомобиль (очень старый; не в смысле старинной модели, а в смысле – раздолбанный и облезлый). Но тогда я еще не знала, что он живет в этом автомобиле, потому что вложил все деньги в участок земли, вернее будет сказать, не в участок, а в яму на месте бывшей кондитерской, на окраине Лондона, где ни один здравомыслящий человек не поселится по собственной воле. Кстати, когда меня по прошествии нескольких лет занесло в тот район, я специально сходила и посмотрела: яма была на месте.

Смесь мужики + алкоголь – штука до ужаса предсказуемая: все начинается бодро и шумно, потом следует приступ слезливой сентиментальности с элементами самоуничижения и раскаяния, после чего наступает этап пьяной вселенской скорби. Глаза у Мики блестят от слез.

– Моя жена! – шепчет он. – Моя жена! – повторяет он уже громче и изображает неубедительный всхлип. – Она умерла. – Он тычет пальцем себе в руку на сгибе локтя. – Передозняк.

Стараюсь не рассмеяться. Очень стараюсь, практически из последних сил. Может быть, это и правда – но вряд ли. Насколько я успела узнать Мику, он – типичный взрослый ребенок, который делает все, чтобы на него обратили внимание, и это – при полном отсутствии скрытых глубин. Мика весь на виду, как начинка на пицце. В Мике нет ни лесов, ни озер. Печаль десятью пинтами раньше была все-таки более убедительной. Существует негласное правило, из которого нет исключений: те, кто ищет сочувствия настырно и громко, никакого сочувствия не заслуживают. Это люди бесчувственные, причем наглухо; им просто кажется, что они что-то чувствуют. Хотя, может быть, я ошибаюсь. Может быть, Мика сейчас разминается перед репризой «Мне нужна хорошая женщина, чтобы она меня вытащила из трясины», которой он собирается нас развлечь ближе к ночи.

Гарба знает свое дело. Он хорошо подбирает гостей. Просто в любой компании, на любой вечеринке, в каждой тусовке всегда найдется хотя бы один козел. Я только никак не могу понять, почему так происходит: потому что на свете избыток козлов или потому что козлы не любят сидеть дома, а любят выделываться на публике.

Приносят десерт: янтарного цвета ягоды со сметаной. Силья с Туомасом, которые очень стараются не обращать внимания на трагические излияния Мики, говорят мне, что это морошка.

Мика прибавляет громкости:

– Вот почему я столько пью. Вот почему я не могу писать. Вот почему я несчастлив.

На ум приходят слова: прекрати пить, прекрати жаловаться на жизнь, найди работу, и тебе сразу же станет лучше. Но я, понятное дело, молчу, потому что никто никогда не прислушивается к чужим советам, даже к самым хорошим и мудрым, и еще потому, что решение столь очевидно, что Мика наверняка уже думал об этом сам, без подсказок со стороны. Вот, кстати, еще одна странность жизни: большинство наших проблем можно решить очень просто, причем это решение вполне очевидно, но им почему-то никто не пользуется.