Аквилея - Андрей Десницкий Страница 9

— Похоже, ты торгуешь не тканями, а сведениями, — Феликс продолжал наступать.

— Тогда держи суму шире, отсыплю тебе бесплатно, на пробу, как будущему покупателю и, возможно, оптовому. Ко взаимной выгоде!

Трудно было не улыбнуться изворотливости человека, который так старательно не обижался.

— Но у меня будет одно условие, — отозвался финикиец, — знания — они из тех товаров, что не любят суеты. Ты обещаешь, что все сказанное мной далее останется между нами?

— Как я могу сказать это заранее, — Феликс чувствовал подвох, — если ты сообщишь мне о чем-то крайне важном, то…

— Сообщу о крайне важном. И предоставлю тебе разбираться с этим знанием самому. Но я жду от тебя твердого обещания, что ты никому и никогда не скажешь о том, что ты услышал это от меня.

Феликс колебался недолго. В самом деле, он ничего не потеряет — молчать он умеет, он не из тех болтливых бабенок, которые... А знание — это всегда ценность, даже если исходят от язычника. И надо же в чем-то проявить и свою добрую волю к этому человеку!

— Обещаю.

— Вот и ладно. Итак… Как тебе известно, божественный Адриан не так давно разделил всю Италию, кроме окрестностей Рима, на четыре области, поставив во главе каждой из них консулара. Не нам в любом случае обсуждать решения божественного, но, как ты понимаешь, теперь главный вопрос: будет ли Аквилея самой надежной опорой и верной младшей сестрой града Рима? Или же она вместе с прочими италийскими городами станет всего лишь провинциальным захолустьем, городком, какие могут быть в дикой, но прекрасной Далмации или, да помилуют нас боги, Мавритании?

— И чем я могу помочь?

— Не торопись, Феликс. Что ценит божественный Адриан выше всего в подчиненных ему городах и весях?

— Повиновение.

— Ты прав. Безусловную верность его верховной власти, и спокойствие, еще раз спокойствие. Что нарушает это спокойствие, я не буду тебя спрашивать. Я спрошу другое: новый человек, консулар нашей области, что будет он искать в первую очередь? Мятеж, не так ли? А если нет мятежа — то предпосылки к нему. А что может быть тут опаснее тайных обществ?

— Траян не велел заниматься розыском…

Он хотел назвать это имя, но не решился. А финикиец, не смущаясь, дополнил:

— …розыском христиан, верно. Но велел расследовать доносы. Теперь следующий вопрос: чего больше всего жаждет публика? Хлеба и зрелищ, не так ли? Хлеба у нас, благодарение богам, хватает, но его в любом случае не создашь из ничего. Кажется, вы рассказываете, что ваше божество именно так устроило всю вселенную? Но у городских наших магистратов это, досточтимый Феликс, никак не выйдет. А вот создать зрелище на пустом месте — это мы умеем отлично, и очень даже задешево, очень! И есть зрелища покруче Менандровой комедии, мало кому понятной в деталях. Это…

— Люди и звери на арене, — ответил Феликс. Шутейный разговор выходил на страшное.

— Совершенно верно. А какой самый простой, дешевый и удобный способ устроить на нашей городской арене, в нашем цирке, показательные казни, даже еще и массовые? Не отвечай, любезный Феликс, мы оба знаем ответ. Написать доносы на христиан. И будь уверен, они пишутся. Ну, или будут написаны.

— И что ты предлагаешь мне?

— Не торопись с оценкой товара, дай показать его со всех сторон! А вот теперь смотри: нужны ли почтенным домам нашего города, к примеру, Цезерниям, все эти кровавые кишки на львиных мордах? Нужно ли им портить отношения со своими добрыми соседями, согражданами, торговыми партнерами только на том основании, что кто-то из них увлекся — ну, так ведь бывает — почитанием нового божества?

— Никакого не нового…

— Я знаю, знаю, как вы к этому относитесь. Необычного для нас и для Рима, матери городов, скажем так. Доносам не очень-то дают ход, когда они появляются. Доносчикам объясняют, что им жить в Аквилее и дальше. Улавливаешь мысль? Да и не так много этих доносов, один-два в год, если честно. Но вот с консуларом… Назначен новый, ты же знаешь, он прибудет в Аквилею, столицу северной области, дней через двадцать, а вернее всего, через месяц, и доступа к его секретарю у нас пока нет. Будет наверняка, но пока нет, к сожалению. Что до тех пор проскочит мимо нас, можно легко догадаться. И еще легче догадаться, как отреагирует консулар на доносы. Как это вы такое у себя под боком проглядели? Христиан на арену! Львов, да побольше, посвирепее, бездельники! А гладиаторы для казнимых еще пострашнее львов выйдут. То-то будет поживы гладиаторской школе…

— Не пугай меня, — твердо сказал Феликс, — наш род не привык бояться.

— О да, — с улыбкой отозвался финикиец, — о каком бы роде ты ни говорил, старом римском, не ниже Цезерниев, или о своем новом роде почитателей этого иудейского философа, — я не сомневаюсь ни секунды. Но скажи мне, что ты предложил бы моему господину и другим господам Аквилеи делать в таком положении?

— Твой господин, — с расстановкой ответил Феликс, — еще не вернулся из своего путешествия на Восток с цезарем Адрианом.

— Это совсем не значит, что его не заботят дела в родном городе, — парировал тот, — я ведь тоже не забываю о родном Тире. Там, кстати, много ваших, вполне приличные люди и достойные поставщики, посылают нам, италийским, качественный пурпур. Так вот, я скажу тебе, что будет удобнее всего для Цезерниев и выгоднее всего для Аквилеи, да и для вашей общины, смею думать, тоже.

— И что?

Феликсу становилось жарко, несмотря на прохладу вечера. Он распахнул плащ, он не видел перед собой дороги, только лица, лица братьев и сестер христиан…

— Пусть ущерб будет поменьше. А для этого стоит упредить удар. В случае — я подчеркиваю, только в этом случае, впрочем, вполне вероятном, — если новый консулар даст ход расследованию о тайном сообществе христиан, мы поможем его провести. Но мы представим дело так, словно речь идет о нескольких заблудившихся овцах, которых, может быть, даже не стоит тащить на арену. Достаточно будет высечь и заставить отречься от своих суеверий, ну или — не кипятись, не надо! — сделать вид, что они отреклись. В самом худшем случае — я подчеркиваю, в самом, если такую нить прядут для нас Мойры, ^[21]— отправить на арену одного-двоих. Консулар, в конце концов, тоже не кровавый безумец вроде какого-нибудь Нерона ^[22].

— «Божественного», — съязвил Феликс, чтобы скрыть другие чувства, — ты забыл добавить «божественного» ^[23].

— Нерона забыл добавить божественного, — осклабился тот, — именно так. Вот точно позабыл его добавить. Ну что, будем его добавлять в нашу Аквилею?