Золотой жук мисс Бенсон - Рейчел Джойс Страница 9

Первой опомнилась тетя Хейзел и воскликнула: «Чай?»

«Да-да, – сказала тетя Лорна, – позвони Барбаре».

«Господи, как ужасно я устала», – зевнула мать Марджери.

И еще несколько месяцев все продолжалось в том же духе. Марджери слонялась во дворе и очень старалась не кричать и не мять цветы, а дома, стоило ей спросить, нет ли писем от папы и когда они, наконец, поедут домой – а иной раз она еще и о братьях спрашивала, – тетки тут же звонили в колокольчик и вызывали Барбару, а мать закрывала глаза, словно охваченная такой невероятной усталостью, которая, как в волшебной сказке, может длиться столетиями, и после этого в гостиную буквально врывалась разъяренная Барбара с переполненным яствами чайным подносом. Никому из них, видите ли, не хотелось причинять ребенку боль. На самом деле они действительно стремились уберечь ее нежную душу от боли – а еще больше им хотелось уберечь ее от позора, – но получалось наоборот: Марджери словно вступала на некую заколдованную территорию, где нет ни границ, ни верстовых столбов, где все спят и не спит только она одна. Постепенно в душе ее поселилась паника. Она стала писаться в постель. Стала плакать из-за пустяков. Какое-то время она бросалась к каждому мужчине в бинтах или на инвалидной коляске и заглядывала ему в лицо, проверяя, не ее ли это папа. Наконец ее мозг не выдержал и сам принял решение не хранить в памяти то, что явно не предназначено для хранения, и в памяти Марджери образовался некий провал: исчезло все то, что было в ее жизни до переезда к теткам. Война закончилась, и ее братья и отец остались в том времени, которое теперь казалось ей невероятно далеким – так бывает, когда пытаешься рассмотреть что-то на противоположном, дальнем берегу озера, – и хотя порой она скучала по ним, но боли при этом не испытывала. Да и в том, что семья у них теперь исключительно женская, не было, в конце концов, ничего странного: целое поколение мужчин было начисто сметено войной.

А жизнь продолжалась. Тетки переодели Марджери, заменив мальчишечьи обноски простыми добротными платьями, и, если девочка не бегала и не шумела, они ее практически не замечали. Ей подыскали школу, которую она изредка посещала, но всегда держалась в сторонке. Мать Марджери по-прежнему целыми днями просиживала в излюбленном кресле и становилась все тяжелее – она не только сильно прибавила в весе, но тяжелыми стали ее взгляд и голос. И по-прежнему ни мать, ни тетки ни слова не говорили Марджери об отце. Она даже его книгу о невероятных существах постепенно позабыла.

Однажды, вбежав среди дня в гостиную, Марджери с изумлением увидела, что все четыре женщины влезли на стулья и кресла и как-то странно на них балансируют. Даже служанка Барбара. Даже мать Марджери, которая не совершала столь резвых телодвижений уже многие годы.

– Немедленно убери его оттуда! – взвизгнула Барбара тоном отнюдь не служанки. И все четыре женщины дружно указали на окно.

Марджери увидела, что там, прицепившись к занавеске, точно маленькая черная брошь, сидит жук. «Привет», – сказала она жуку и, чувствуя, что жук полностью ей доверяет, отцепила его от занавески, а потом, раскрыв ладошку, высунула руку в окно, желая выпустить жука. От свалившейся на нее ответственности она чувствовала себя просто каким-то могучим великаном. И, разумеется, ничуточки этого жука не боялась.

Однако вернуть жуку свободу ей удалось не сразу: он лежал у нее на ладошке и даже пошевелиться не хотел. Неужели она его нечаянно убила? Марджери слегка тряхнула рукой – и даже помолилась про себя, – и, к ее великой радости, спинка жука вдруг взгорбилась, раскололась, и из-под двух жестких крыльев появились и затрепетали другие крылышки, чудесные, тонкие, прозрачные, как те бумажки, которыми перекладывают сладости. А она подумала: я же все про это знаю. Я давно все о жуках знаю. Жук еще несколько мгновений помедлил, словно проверяя, все ли у него работает как надо, потом взлетел вертикально вверх и направился прямо к стене, еще в полете растопырив свои крошечные лапки и распрямив тело. Он так деловито гудел, что Марджери впервые почувствовала: она тоже кое-что понимает в опасной механике полета. Этот жучок, может, с виду и смешной, такой маленький и толстенький, но его воля к странствиям поистине восхитительна. Марджери даже засмеялась от удовольствия.

Когда через несколько дней жук вернулся – а может, это был и другой жук, просто похожий на первого, как две капли воды, – она поймала его и, спрятав в ладошке, отнесла к себе в комнату. Там она посадила его в маленькую коробку, наполнив ее листьями и всякими другими вещами, которые, как ей казалось, могли ему понравиться; в том числе она положила туда немного земли и пристроила наперсток с водой. Марджери даже имя этому жуку дала: Тобиас Бенсон. Так звали ее отца. А еще она без конца рисовала жука, и в итоге у нее кончился блокнот. Жук прожил у нее две недели, и никто его так и не обнаружил. В тот день, когда он умер, Марджери так сильно плакала, что ее тетушки решили: девочка наверняка заболела, а потому особо за нее помолились.

История с этим жуком положила начало новому страстному увлечению Марджери. На прогулках она только и делала, что искала жуков. Просто удивительно, как легко их оказалось найти – стоило только начать. С тех пор, чем бы она ни занималась, в мыслях ее постоянно царили жуки. Она рисовала их, она постоянно вела дневниковые записи, она брала в библиотеке книги по энтомологии. Ей стало известно, что царство жуков включает более 170 семейств – например, долгоносиков, скарабеев, жуков-нарывников и жуков-рогачей, – а внутри каждого семейства существуют тысячи их разновидностей. Теперь она знала и обиходные названия жуков: навозник, июньский жук, майский хрущ, зеленая щитоноска; знала, где они живут, чем питаются, где откладывают яйца, как их отличить друг от друга. Пойманных жуков она держала в самодельных домиках или в стеклянных банках и один за другим заполняла блокноты рисунками жуков, их описаниями и всевозможными заметками.

Жуки были ей понятны. А вот люди стали какими-то чужими.