Волшебная сказка Нью-Йорка - Джеймс Патрик Данливи Страница 84

— Мне так неудобно перед вами, мистер Кристиан. Прошу вас, не воспринимайте Говарда слишком всерьез. Хотите чего-нибудь.

— О, уверяю вас, я прекрасно себя чувствую, спасибо.

— Какое там прекрасно, давайте уж признаемся в этом друг другу. Как такое может понравиться. И самое печальное, Говард действительно думает то, что говорит. Он в самом деле негодует на вас. Я не в состоянии этого понять. Тем более, что он так много о вас рассказывает.

— Я его понимаю, миссис Гау.

— Ваша неизменная вежливость очень мила. Но вечер все-таки получился какой-то безобразный.

— С ним там ничего не случится.

— Да нет, ему всего-то нужно тридцать ярдов пройти. Разве что ногу сломает в детской песочнице. Или полицейский, который там стоит, пристрелит его. Хотите свежего кофе. К вашему коньяку.

— Это было бы замечательно.

— Вы ведь, наверное, не знаете, что Говард немного попивает. В университете он считался очень умным студентом. Собственно, даже блестящим. И хотя у нас ни в чем нет недостатка, ему иногда кажется, что он растратил жизнь впустую.

— А вам здесь нравится, миссис Гау.

— Детям здесь хорошо. Но я бы, хотя это наверное и странно звучит, предпочла жить в гетто. Около десяти утра здешние места приобретают сходство с ледяной пустыней Антарктики. Но мужу ведь не расскажешь. Когда он, наконец, перестанет жаловаться на налоги. Что от этой сельской природы можно попросту спятить.

В волосах у нее переливается пламя свечей. Мерцающее в больших черных глазах. Подношу к носу коньяк. Сладкая спелость, бледность, золото, старина. Порожденье иной страны, называемой Франция. Лает собака. Гляжу на серебристую туфельку миссис Гау. На широкие ногти ерзающих пальцев стопы. Под лодыжкой, достойной антилопы.

— Можно задать вам по-настоящему личный вопрос, Корнелиус.

— Да.

— Хотя лучше не стоит, вам он может показаться сомнительным.

— О нет.

— Ну хорошо, тогда я спрошу. Меня это всегда интересовало. Может ли мертвая женщина, если она молода и красива. О господи, я не должна этого спрашивать.

— Спрашивайте.

— Ну так вот, если она лежит в покойницкой на столе, может ли она возбудить мужчину.

— Как вам сказать, миссис Гау, я затрудняюсь, дело не в том, чтобы это было профессиональным секретом или чем-то подобным, но, пожалуй, некоторые могли бы счесть рассуждения на подобную тему неэтичными.

— Ну перестаньте, скажите, это одна из немногих вещей, о которых мне всегда не терпелось узнать побольше.

— Что же, пожалуй, ответ состоит в том, что вы довольно верно оцениваете человеческую природу, и что хотя молодые красивые покойницы встречаются не в столь уж больших количествах, но женщина даже на смертном одре способна сохранить определенную привлекательность.

— Стало быть, и у живой женщины остается немало шансов.

— Видите ли, миссис Гау, мне не хочется разочаровывать вас, но существуют люди, предпочитающие мертвых женщин.

— О, про настоящих некрофилов мне все известно. Нет, я имела в виду какого-нибудь молодого и привлекательного сотрудника погребальной конторы.

— Такого, что играет в лакросс и неторопливо входит в бальзамировочную, распространяя аромат лавровишневой воды.

— Точка в точку. Именно такого я и имела в виду. Что это.

— Похоже на выстрел из тридцать второго калибра.

— О господи.

Кристиан рысцой выбегает следом за миссис Гау сквозь занавешенные двери. Через небольшой внутренний дворик. Вниз по ступенькам, обдираясь о заросли. Загорается свет. Некая тень бежит вдоль стены итальяшкина дома. К белому телу, простертому на лужайке. Из темноты кричат. Едва я наступаю на трескучий сучок.

— Эй вы там. Не двигаться. Кто такие.

— Это мой муж.

— С ним все в порядке, леди. Грыжу он еще мог заработать, но не ранение. Я выстрелил в землю. Он пытался вломиться в дом.

Отключившийся Говард ничком лежит на земле. Шелестит листва. Комары звенят в ушах. Один уже дырявит мне шею, жаждая крови. Всюду вокруг гаснут огни. Но никто из жителей пригорода не выходит наружу, полюбопытствовать, что приключилось с его поверженным во прах гражданином.

Говарда Гау тянут вперед ногами. Он что-то бормочет о покупке земли у индейцев за три паршивых кастрюльки. Кристиан подхватил его подмышки, полисмен за щиколотки. Мокасины свалились. Тащим его назад через внутренний дворик. Через застекленные двери столовой. Вся вкуснота с коньяком вместе так и стоит на столе в свете свечей. На лысоватом полицейском голубая рубашка с короткими рукавами. Запах пороха еще окружает его. Заволакиваем Говарда Гау наверх по скрипучей лестнице. Как правило, человек тяжелее, чем кажется. Ссыпаем его на широкую двуспальную кровать. Под картину, вид Ниагарского водопада. Ворсистое малиновое покрывало, очень похожее на говардовы носки. В кулаке у Гау зажат пучок травы. Пятнышко пота в паху.

Полицейский, спускаясь по лестнице, все оглядывается. На висящие по стенам цветные гравюры, изображающие старинные автомобили. Чего только нет у людей в домах. И всегда кажется, что в твоем вещи похуже. Хороший тон требует, чтобы я уматывал отсюда к чертовой матери. И трясясь от страха, плелся улицами предместья. На которых, если полисмен тебя не пристрелит, то это же самое с удовольствием сделает малый, который тут шастает с пукалкой.

— Простите, что так вышло, миссис, вообще оно, конечно, естественно, когда человеку хочется узнать, что творится в соседнем доме. Да еще в таком хорошем районе. Но он пытался увидеть все своими глазами. А у меня приказ.

— Спасибо, офицер.

— Если вам вдруг понадобится помощь, леди, кликните меня, в любое время. Я совсем рядом.

— Спасибо, офицер.

— Мне так и так делать нечего.

— Все равно, огромное вам спасибо.

— Вам спасибо, леди.

Закрывая двери в столовую, полицейский отступает во внутренний дворик. Миссис Гау стоит, смотрит. Чуть заметная поволока влаги на глазах. Смотрит прямо на меня. А я не знаю, куда мне глядеть. Кроме как на нее. Нужно сказать что-нибудь, пока она не услышала уханье у меня в груди.

— Пожалуй, миссис Гау, мне тоже лучше уйти.

— Нет, прошу вас, не уходите.

— Ну, вы понимаете, мистер Гау не очень хорошо себя чувствует, и получается, что я как бы навязываю вам свое общество.

— Он просто нализался. Это вовсе не значит, что я должна забыть о гостеприимстве. Пойдемте, я покажу вам вашу обитель.

Из гнездышка Говарда в обшитую сосновыми досками комнату. Старая швейная машина с ножной педалью. Университетские вымпелы на стенах. На одном, висящем высоко в проеме между двумя одинаковыми застланными розовым кроватями, написано Бакнелл. На полу похрустывает под ногами летний морской песочек. Запах детства, привкус солоноватого ветерка. Деревянные пирсы далеко отсюда, в Фар-Рокавэе. И страх перед акулами. Когда бредешь по воде навстречу рушащимся серым валам.