Плакучее дерево - Назим Ракха Страница 81

Мейсон закрутил крышку на бутылке виски и передал стакан Блисс. Он поставил запись Колтрейна, и Блисс сказала, что любит его музыку. Затем он указал на картину — абстрактное полотно, написанное — кем бы вы думали? — слоном! Помнится, он приобрел ее на благотворительной ярмарке в Портлендском зоопарке.

— Ее автор слон?

— Да, по кличке Рама. Он держит кисть в хоботе. А вот эти пятна, — Мейсон указал на часть картона, словно обработанную из пульверизатора, — слон нанес, разбрызгивая краску хоботом.

Блисс посмотрела на него так, словно спрашивая, в своем ли он уме.

— Как по-вашему, это нормально — набрать полный нос краски и потом ее выдуть?

— Наверно, то есть я надеюсь, что да. Как-то раньше об этом не задумывался.

— И часто вы ходите в зоопарк?

— Мне нравился чикагский, в Линкольн-парке. Вход бесплатный, никаких билетов. Чтобы попасть в Портлендский, приходится раскошелиться. А на благотворительной ярмарке собрали деньги для ребятишек. Те затеяли устроить зоолагерь.

Блисс опустилась на стул у обеденного стола:

— По части таланта мне далеко до вашего Рамы.

Мейсон сел напротив нее. Теперь их друг от друга отделяла медная ваза — мандарины, несколько бананов и большой спелый гранат. Собственно, инициатива исходила от самой Блисс. По ее словам, ей нужно было поговорить с ним. После встречи с Роббином ее мать не находит себе места. «Она считает, что должна присутствовать при казни. Я даже не знаю, что ей сказать».

Мейсон надеялся, что больше никогда не встретится с этими двумя женщинами. Но как только Блисс позвонила ему, он предложил заехать за ней и пригласил к себе.

— Здесь мы можем спокойно поговорить, — сказал он. — И нам никто не помешает.

И вот теперь, сидя напротив нее, он слушал, как она рассказывала ему про свою жизнь в Остине. Она снимала квартиру рядом с университетом, где обитала вместе с черно-белой кошкой по прозвищу Тонер. Она никогда не была замужем. Впрочем, ей было не до этого.

— К тому же круг моих знакомых составляют юристы. Но какой юрист станет ухаживать за другим юристом?

Мейсон уже было нашелся с ответом на ее вопрос, когда на комод запрыгнул его кот Гораций.

— Вот уж никак не предполагала, что вы любитель котов, — заметила Блисс.

Мейсон пожал плечами:

— Не знаю даже. Он приходит и уходит, когда захочет. Иногда я не вижу его несколько дней подряд. Впрочем, последнее время он часто бывает дома. И вечно что-то там говорит. Причем тогда, когда у меня и без него хватает дел. Понятия не имею, что он хочет мне сказать.

— А вы считаете, что он что-то говорит?

— Думаю, что да.

На щеках Блисс появились ямочки.

— Слоны и коты — похоже, вы питаете к ним слабость, мистер Мейсон.

Мейсон покраснел, хотя и был уверен, что Блисс этого не заметит.

— У меня в детстве всегда были домашние питомцы, — сказала Блисс. — Например, пес по имени Карл, его лягнула корова, и он ослеп. Потом был кот Трайк, у него было всего три лапы. Но больше всего на свете мне хотелось собственную лошадь.

— И как, вы получили ее?

Блисс рассмеялась:

— Разве что табун пластмассовых лошадок и жеребец по кличке Джек.

Мейсон сидел напротив и любовался ею. Любовался ее улыбкой, тем, как она в задумчивости морщила носик, как она наклоняла голову, и тогда волосы волной ниспадали на стол, словно упавшая на пол одежда.

— Наверно, они до сих пор в родительском доме. В какой-нибудь коробке.

— Кстати, а когда вы были там в последний раз, если не секрет?

Ее улыбки как не бывало.

— Года три назад. Работа такая — трудно куда-то вырваться. Даже сейчас мне приходится постоянно звонить и спрашивать, как дела. Я даже подумываю о том, а не взять ли мне отпуск и как следует отдохнуть целый месяц.

Мейсон подлил им обоим виски. Блисс рассказала ему, как росла на берегах Миссисипи, в симпатичном городке, в котором летом был разлит запах жимолости, а осенью — речной тины и грязи. О том, как она играла на берегу реки, как босиком бродила, где ей вздумается. Как среди поля играла с друзьями в прятки, как они ловили в болотцах рядом с рекой лягушек. Как весной с гор в долину переселялись змеи, причем их было так много, что дорожная служба была вынуждена на время перекрывать шоссе. И пока они с ней говорили, Мейсон пытался представить себе и переползающих дорогу змей, и границу детской свободы Блисс — берега великой реки.

— Это была такая идеальная жизнь… по крайней мере, какое-то время, ну или почти идеальная, черт ее побери. — Блисс опустила руку и поводила пальцами по темному дереву столешницы. — Когда сейчас я оглядываюсь назад на эти годы, то понимаю, что не имела ни малейшего понятия о том, что творилось под крышей нашего дома. Все, во что я верила, буквально все, оказалось ложью. — Она снова и снова продолжала водить по столу бледным и тонким пальцем. — И я не знаю, что там будет теперь. Отец не может себя простить. Он был сильный, мужественный человек. Таких, как он, сейчас нужно поискать. А сейчас, когда я говорила с ним, мне показалось, что он сломлен, раздавлен жизнью. Говорит, что заставил страдать всех, кого любил.

— А с вашей матерью он разговаривал?

Блисс вздохнула:

— Нет, она отказывается говорить с ним. Она простила Роббина, но не желает иметь ничего общего с моим отцом. И я не знаю, что мне теперь делать.

— Надеюсь, со временем она смягчится, как вы думаете?

В глазах у Блисс блеснули слезы.

— Право, я даже не знаю, что и думать. Я спросила у нее, когда она собирается домой, даже предложила довезти ее сама. Но она сказала, что, когда все будет кончено, она хотела бы отправиться в Блейн.

— Блейн?