Броненосец - Уильям Бойд Страница 81

— Будь там.

Раздались гудки, и Лоример подумал: как все перепуталось, за одной сложностью следует другая. Значит, Хогг полагает, что он туда потащится, что по-прежнему будет слушать его команду? На какое-то мгновенье он вознамерился совершить акт неповиновения — но тут же передумал. Очень трудно сопротивляться — и Хогг это понимал, нюхом чуял. Их связывала слишком длинная общая история, чтобы отказываться от встречи, к тому же прошло слишком мало времени. Да Хогг ведь не просто отдал приказ, он сказал: «Хорошие новости». Это была приманка, приглашение, и это было настолько похоже на мягкую просьбу, насколько Хогг вообще был способен просить. Разумеется, то, что было «хорошей новостью» для Хогга, отнюдь не обязательно должно было оказаться таковой в глазах кого-то другого. Лоример вздохнул: он снова ощутил свое бессилие и неосведомленность, почувствовал себя случайным зрителем на скачках, которому даже не видно, кто побеждает, а кого обгоняют. Он снова почувствовал непреодолимую, мощную власть неких сил, которые оставались для него непонятными и неприятными — и в то же время влияли на его судьбу и меняли ее по собственному усмотрению.

* * *

К большому удивлению Лоримера, входная дверь дома № 11 была распахнута. В холле стоял долговязый растаман с красными глазами и хлюпал носом. Лоример узнал Найджела, который поставлял леди Хейг мульчу и компост.

Лоример уже собирался спросить у него, в чем дело, как вдруг дверь леди Хейг отворилась, и из ее квартиры вышли два похоронных агента. Они держали низкие носилки, на которых лежал толстый прорезиненный пластиковый мешок, застегнутый на молнию. С грустными профессиональными усмешками они быстро вынесли свой груз из подъезда.

— Боже мой, — произнес Лоример. — Леди Хейг.

— Она не отвечала на звонки в дверь, — пояснил Найджел. — Тогда я зашел с тыла, через дом приятеля, перепрыгнул через изгородь и увидел, что она лежит на полу посреди кухни. Я залез в квартиру, нашел около телефона бумажку с каким-то номером и позвонил вот этому господину. — Найджел говорил ровным голосом, но глаза у него были на мокром месте, и он снова зашмыгал носом.

Лоример оглянулся и увидел человека, о котором тот говорил, — замотанного вида лысеющего мужчину лет пятидесяти с лишним, который показался в дверях. Одна прядка его редеющих волос вздыбилась и стояла торчком, отдельные волоски колыхались туда-сюда при ходьбе. Он заметил направление взгляда Лоримера, остановился, чтобы вытереть руки о носовой платок, и старательно пригладил волосы.

Лоример представился.

— Какое несчастье, — проговорил Лоример абсолютно искренне. — Я живу наверху. Я только что с похорон отца. Поверить не могу.

Замученный человек, казалось, не желавший слышать от Лоримера новых удручающих заявлений, тревожно посмотрел на часы.

— Я Годфри Даррелл, — представился он. — Племянник Сесилии.

Сесилия? Вот так новость — да и племянник тоже. Лоримеру было грустно оттого, что леди Хейг умерла, но он помнил, что она давно мечтала о смерти как об освобождении. К его печали и огорчению стало примешиваться и сознание собственной вины: когда он видел ее в последний раз или хотя бы задумался о ее здоровье? Вспоминался разговор о собачьем корме — но когда же это было? Несколько часов, или дней, или недель назад? Казалось, его теперешняя жизнь напрочь отрицает привычное членение времени: часы длятся целыми днями, а дни съеживаются до минут. Вдруг ему вспомнился тот вечер (боже мой, это было в воскресенье!), когда до него донесся одинокий и нетипичный лай Юпитера, и он подумал, что это и вправду больше всего походило на скорбный вой над телом умершей хозяйки…

— Хорошо, что вы тут оказались, — сказал Даррелл. — Мне пора возвращаться.

— Куда? — Лоример чувствовал, что имеет право знать.

— Я радиолог в Демарко-Вестминстерской клинике. У меня там полная приемная пациентов, меня ждут. — Он исчез в квартире и вскоре вернулся, крепко держа за шкирку Юпитера.

— Думаю, теперь он ваш, — произнес Даррелл. — Там по всей квартире развешаны записки, где говорится, что его нужно отдать вам — в случае, если… и так далее.

— Да, я обещал…

Тот уже запирал дверь снаружи.

— Я вернусь, когда смогу, — пообещал он, раскрыл бумажник и вручил Лоримеру свою визитную карточку. Потом пожал руку Найджелу, поблагодарил его и, нервным движением пригладив волосы, быстро ушел.

Юпитер медленно сел у ног Лоримера, высунув пересохший язык. Наверно, пить хочет, решил Лоример, — столько часов ждал.

— Я беспокоился насчет собаки, — сказал Найджел. — Хорошо, что вы его забираете.

— Отличная старая псина, — кивнул Лоример и наклонился по-хозяйски погладить Юпитера. — Бедная старушка, бедная леди Хейг.

— Мировая была женщина Сесилия, — с чувством произнес Найджел.

— Вы звали ее Сесилией? — спросил Лоример, подумав о собственной робости и даже испытав смутную ревность оттого, что Найджел, оказывается, был с ней так запросто, совсем накоротке.

— Конечно. Я любил ей напевать эту песенку, ну, знаете: «Сесилия, как ты жестока, смеешься всегда надо мною...» — Хрипловатый баритон Найджела отлично справлялся с мелодией. — А она радостно смеялась.

— Такая милая была старушка.

— Да, но знаете — она уже замаялась ждать. Поскорее умереть хотела.

— Ну, как и все мы, отчасти…

Найджел рассмеялся и поднял руку. Лоример без раздумий схватил ее, приподняв плечо. Их большие пальцы скрестились, как у двух центурионов, которые расстаются где-то на границе глухой провинции, далеко-далеко от Рима.

— Знаете, как не по себе делается, — проговорил Найджел, качая головой. — Приходишь в гости, а находишь мертвое тело.

— К сожалению, я вас прекрасно понимаю, — ответил Лоример.

— Пошли, Юпитер, — позвал Лоример после того, как Найджел ушел, и зашагал вверх по лестнице. Старый пес послушно следовал за ним. Лоример налил ему воды в миску, и пес принялся шумно лакать, разбрызгивая капли на ковер. Лоример принес газету и подстелил ее под миску. Жизнь с Юпитером: урок номер один. Наверное, ему нужно поесть, погулять, справить нужду. Он взглянул на часы: десять минут шестого. Нет, лучше сходить на эту встречу, не стоит еще раз навлекать на себя гнев Хогга. Две смерти — одна за другой: это добавляло новые, еще неведомые огорчения и мытарства; жизнь сурово обращалась с ним, обманывая все ожидания.

213. Телевизор. Ты так и не запомнил, что же они смотрели по телевизору, ты только слышал шум его идиотской болтовни, сделавшийся еще громче, как только ты вошел голым в общую комнату, заставив умолкнуть зрителей. А потом раздались свист и гиканье, вопли и возгласы. Все показывали пальцем на твое причинное место. Ты и сам орал, не в силах совладать с яростью, с огненным, всепоглощающим бешенством, ты кричал, чтобы они заткнулись, чтобы имели хоть какое-то уважение, хоть какую-то терпимость к чужим нуждам и разумным требованиям.