Русская комедия - Владислав Князев Страница 81

— Какой немыслимый подвиг провернем сегодня? — обратился к Гераклу Лука Самарыч и добавил: — С утра пораньше, на легкий желудок.

— Подвиг — не волк, в лес не убежит, — загадочно хмыкнул Геракл. — Не подвигом единым славен герой.

Неплохо сказано.

— Неужели вы это сами придумали? — удивился Лука Самарыч.

— Да нет, сеструха Афина, — признался Геракл. — Она все больше тобой интересуется и губы вдруг стала подкрашивать. А что: любовь зла, полюбишь и козла. Но это я к слову… Короче, Афина велела: «Подскажи своему дружку насчет статуи. Герою нужна достойная статуя».

— Спасибо за трогательную заботу, но это уж — не моя проблема, а безутешных современников, которые будут оплакивать мою кончину, — возразил Лука Самарыч. — Пусть сначала узрят незабвенного героя в гробу, переживут тяжесть невосполнимой утраты, а уж только потом испытают радостный прилив вдохновения и возьмутся за увековечение памяти кумира. Словом, торопиться некуда.

— Вот и я рассуждал так же: дескать, успеется. А потом пришлось локти кусать, — не унимался Геракл. — Сколько раз мне Аполлон твердил: «Давай сварганим твою статую, пока тебя не отправили на наш свет». Чтобы правдиво было, чтобы точная копия. А мне все некогда да некогда. Сам знаешь наше геройское рвение: лишь бы план по подвигам на сто и две десятые процента выполнить. Ну вот, наконец преставился. И тут же — к Аполлону: валяй, в смысле ваяй! А он мне шиш под нос: накось выкуси. Оказывается, увековечение памяти проходит на земле не по ведомству богов, а по линии смертных. Ну, смертные мне за все хорошее и удружили. Устроили гадость на века.

Великий герой горестно умолк.

— Позвольте! — сказал Лука Самарыч. — Смертные создали выдающийся скульптурный образ Геракла. На него можно любоваться в оригинале и в копиях во многих музеях мира. А мы, колдыбанцы, с огромным удовольствием зрим репродукцию одной из многих античных статуй, посвященных вам.

И он подал другу знаменитое академическое издание, на обложке которого красовался Геракл.

Полубог невольно глянул на свой «бесфиговый», по выражению мэра Поросенкова, образ.

— Ну и что тут хорошего? — проворчал он.

Мы восхищенно зацокали языком:

— Могучее мускулистое тело. Умное тонкое лицо. От всей фигуры веет изяществом и благородством. К тому же, если не ошибаемся, все это — эгейский мрамор. Или ассирийская бронза. Словом, сплошное эстетическое наслаждение. Не налюбуешься!

— Тоже мне, знатоки, — ухмыльнулся Геракл. — Весь Олимп смеется, а они, понимаешь, наслаждаются. Внимательнее полюбуйтесь.

Ну, раз хороший человек настаивает — пожалуйста.

— Если внимательнее, — зацокали мы языком уже на другой лад, — то статуя доставляет не столько эстетическое наслаждение, сколько огорчение. Тело отнюдь не могучее. Бицепсы слабоваты, трицепсы вяловаты, брюшной пресс никудышный. Короче, слабак. К тому же, наверное, вовсе не бронза, а скорее всего, чугун. Или просто нержавейка.

— Ну, насчет слабака вы зря. Сами вы сморчки, — обиделся Геракл. — Совсем не в том гадость. Еще лучше любуйтесь.

Постараемся:

— Да, на эту халтуру нельзя смотреть без возмущения. Лицо совсем не тонкое и не умное. Черты лица жесткие, как наши пряники. Лоб низкий, как наши потолки. Взгляд бессмысленный, как хождение по нашим магазинам. Словом, недотепа. К тому же, очевидно, кровельное железо. Или даже металлолом.

— Насчет недотепы вы зря, — еще пуще обиделся Геракл. — Сами вы болваны. Да и опять не туда смотрите. Совсем внимательно любуйтесь.

Ага! Догадались:

— Нельзя смотреть без осуждения. Ничего благородного. Ни галстука, ни шарфа. Ни смокинга, ни манишки. Ни порток, ни трусов. Короче, невежда. К тому же наверняка обычный гипс. А то и глина.

— Насчет невежды вы зря, — совсем разобиделся Геракл, тяжко вздохнул и легко завелся:

— Сами вы — сморчки, болваны и хамьё! Ни черта не смыслите в большом искусстве. При чем тут железо и глина? Да хоть из коровьего навоза! При чем тут галстук или трусы? Да хоть энциклопедией прикрывайся. Было бы чего прикрывать — вот в чем вопрос!

Он ткнул пальцем в репродукцию:

— Любуйтесь, что там у меня ниже пояса. Какую мне гадость смертные состряпали! Чуть больше мизинчика годовалого ребенка. Небось по своим меркам, клеветники, мерили. Тьфу!

— Тьфу! — угодливо подтвердил «Утес» хором.

— Наконец-то, — устало молвил полубог. — Спасибо за понимание и сочувствие. Вы — настоящие друзья.

— А это значит, — ловя благоприятный момент, тут же среагировали мы, — надо сию минуту поднять бокалы. С одной стороны, за дружбу, с другой стороны — с горя.

— Нет, это значит, что сию же минуту надо взяться за дело, — категорически заявил Геракл. — Сеструха Афина велела: «Немедленно покажи мне проект статуи Самарыча. Может, я что-нибудь от себя подрисую». Ха! Знаем мы их девичьи художества. Не иначе как в Самарыча втюрилась. А что, любовь — дура, полюбишь и козлотура. Но это я к слову. Короче, валяйте, в смысле ваяйте.

Итак, нам подбрасывают сверхзадачу, с которой не справились бог Аполлон и все супермастера скульптурного цеха. Ну что ж, беремся за нее. С удовольствием.

Мы перемигнулись и… Дальше, наверное, начинается уже быль. А может быть, пополам: и легенда, и быль. А может быть… Впрочем, решайте сами…

— Итак, в повестке дня стоит вопрос о создании статуи легендарного героя Самарской Луки — Луки Самарыча, — объявил просветитель Профанов. — Она должна быть создана немедленно и на самом высоком идейно-художественном уровне. Кто за то, чтобы эту ответственную работу поручить выдающемуся ваятелю современности Валериану Владимировичу Безмочалкину?

Разумеется, единогласно.

— Благодарю! — встал и поклонился наш Мойдодыр, он же Роден. — Доверие коллектива окрыляет. Чувствую, как во мне просыпается вдохновение… Вот оно уже и проснулось!

Мы поаплодировали.

— Итак, — по-плотницки потер руки Безмочалкин. — Вдохновение есть. Натура изучена. Теперь — замысел. Этот пункт при моем художественном воображении не вызывает никаких затруднений. Я уже вижу композицию. Она будет решена в самом современном стиле. Образ, естественно, — волнующий. Оригинал статуи поместим на легендарном Волжском Яру, в центре видовой площадки. Копию — в Лувре, в зале шедевров конца двадцатого столетия.

— Что еще? Не упустить бы из виду какой-нибудь существенный момент. Ведь статуя должна быть не просто художественным шедевром. Подобно своему прототипу, она должна быть легендарной. Что это означает?

Ох, сейчас начнет загибать!

— Это означает, что статуя Луки Самарыча будет… оживать. — И он изложил свой бесподобный, поистине колдыбанский взгляд на предмет разговора.

Статуи, оказывается, имеют свойство оживать и становиться легендарными. Правда, до сих пор легенды про статуи ходят в основном жуткие.