Ошибка Лео Понтекорво - Алессандро Пиперно Страница 81

«Какое обещание?»

«Ты сказал нам, что отведешь нас на мюзикл».

«Я же тебе сказал, — довольно ответил Лео. — Мы можем делать все что хотим».

Так он отправил Филиппо к консьержу заказать билеты на «Джентльмены предпочитают блондинок» на этот же вечер. А затем он достал из своего портфеля несколько папок и уселся в красное кожаное кресло.

Итак, Лео устроился в кресле, завернувшись в халат, и принялся подправлять карандашом некоторые места из своего доклада, как вдруг Сэми спросил его: «Но куда делся Филиппо?» Он спросил это голосом, в котором слышалось плохо скрываемое беспокойство. Сначала Лео подумал, что это беспокойство вызвано опасением, что нет билетов. И стал успокаивать сына: «Спокойно. „Джентльмены предпочитают блондинок“ показывают каждый вечер. Если на сегодня билеты распроданы, у нас полно времени. Обещаю тебе, что в любом случае мы достанем билеты, можно даже попросить Альфреда». Но краем глаза он заметил, что его слова совсем не успокоили Самуэля, который принялся ходить из одного угла комнаты в другой, как муж роженицы, который терзается в приемной роддома в ожидании рождения первенца. Потом он снова набрался мужества и спросил отца, куда мог запропаститься Филиппо.

«Я же тебе сказал, что не знаю! Возможно, он стоит в очереди. Возможно, пошел в бар выпить что-нибудь. Он мог встретить друга или женщину своей жизни… он мог выйти прогуляться».

«Не предупредив нас?»

«А почему он должен это делать? Твой брат — почти взрослый».

«Мама хочет, чтобы мы всегда предупреждали ее».

Тогда Лео вспомнил об одном споре с Рахилью, которому он не придал большого значения.

Она говорила ему об излишней мнительности Сэми: «Он слишком волнуется, прежде всего за брата. Стоит только Филиппо выйти хоть на минуту, он начинает нервничать. Он начинает думать о самом плохом. Однажды он даже разбудил Филиппо, опасаясь, что тот умер».

Это было слабым местом более удачливого сына? Это была едва заметная трещина на самой благородной и почти совершенной вазе из его коллекции? Мнительность, подозрение, что все может сложиться наихудшим образом, совсем не беспристрастное ожидание самой разрушительной и жуткой трагедии…

Пока Лео припоминал этот разговор с Рахилью, Филиппо как ни в чем не бывало вернулся в номер. Сэми набросился на него с расспросами, как ревнивая жена, прождавшая всю ночь возвращения мужа:

«Что ты делал все это время?»

«Эй, какого хрена ты наезжаешь на меня?»

Хотя Сэми казался расстроенным, он был удовлетворен. Когда Филиппо улегся в кровать, Сэми пристроился рядом с ним, свернувшись клубочком, как котенок. В номере стояли две двуспальные кровати. Одну из них с листками и карандашом в руках занял Лео, на другой разместились ребята.

Филиппо принялся читать путеводитель по Лондону, а брат начал доставать его. В такой навязчивой манере, которая, казалось, перечеркивала его удовлетворение от возвращения Филиппо.

За этим последовала еще одна странность.

«Ты мне дашь понюхать свой живот?» — попросил Сэми у Филиппо. Лео спросил себя, не ослышался ли он. Филиппо ответил на это, как будто он отвечал на самую обыкновенную и нормальную просьбу: «Если ты принесешь мне лед для кока-колы, я дам тебе понюхать руку пять раз».

А это что за история? — спросил себя Лео. Его сыновья обнюхивали друг друга? Зачем? Это ему показалось довольно странным, чем-то животным и даже хуже: отдающим гомосексуализмом. Это совсем не нравилось ему и придавало привязанности братьев какой-то болезненный оттенок. Почему Сэми так резко отреагировал на позднее возвращение брата? И почему они всегда держались друг друга? И прежде всего, почему они обнюхивали друг друга? И как один мог шантажировать другого этой возможностью понюхать?

Сейчас, когда Лео видел своих сыновей без Рахили, без ее иронии, с которой она смотрела на них, без ее способности сделать ситуацию менее драматичной, его сыновья казались ему очень странными. И этот факт немало раздражал его. Нет, ему не нравились странные выходки сыновей. Если хорошенько подумать, ему вообще не нравились странные вещи. В любой форме. Он всегда боялся их. Оригинальность — вещь хорошая, бесспорно, но в умеренных количествах, без экстравагантности.

Поведение Лео всегда колебалось между эксцентричностью и высокомерием, но никогда не переходило в странность. В конформизме всегда есть нечто успокаивающее. Нет ничего более естественного в том, чтобы быть тем, кем тебя хотят видеть другие. Зачем провоцировать ближнего своего? Зачем вести себя странно, если не для того, чтобы скрыть какой-то недостаток? Какой-то дефект?

В те годы, когда Филиппо стал впервые проявлять некоторые странности, Лео даже стали приходить на ум смутные мыслишки, а не идет ли речь о неприятном счете, предоставленным ему генетикой за то, что он смешал свою благородную кровь с женщиной не своего круга.

И сейчас, много лет спустя, он припомнил слова своей матушки, которой он заявил о своем желании жениться на Рахили: «Ты это потом заметишь!» Да, она именно так и сказала: «Ты это потом заметишь!» Что-то вроде проклятия, о котором Лео подумал при первых проявлениях ненормальности своего первенца и сейчас, наблюдая за странным поведением сыновей. Это имела в виду его мать под словами «ты заметишь». Ты, сыночек, столь ненавидящий ненормальность, станешь ее жертвой. Именно поэтому ты будешь просто погребен под ней, она будет окружать тебя день и ночь.

Лео вздрогнул от звонкого смеха Сэми, который извивался под братом, пока тот щекотал его. Эта сценка показалась Лео такой отвратительной и невыносимой, что, вопреки своему обычному поведению, он повысил голос: «Прекратите сейчас же, черт вас возьми! Это совсем не смешно!» Но сразу же после этого замечания он расстроился. Лео не нравилось изводить сыновей упреками. Он никогда никого не ругал. Он терпеть не мог тот эффект, который производили на людей повышенные тона его голоса, его сразу же охватывало глубокое чувство вины.

Именно поэтому остаток вечера, когда он отвел их на мюзикл в Королевский театр, а затем в бар «Бомбей», Лео старался не думать о странном поведении сыновей, а также пытался загладить свою невольную резкость обещанным потаканием их капризам. Он с удовлетворением отметил, с каким удовольствием Сэми смотрел «Джентльмены предпочитают блондинок», не отрывая взгляда от Оливии Ньютон-Джон в роли Лорелей Ли, которую когда-то играла Мэрилин Монро.

Не упуская ни одного слова, ни одной ноты, ни одного движения всех этих певцов и танцоров, он следил за ними почти в экстазе. Отбивая ногой такты. В конце спектакля он первым вскочил на ноги и аплодировал до последнего. Ладони покраснели, глаза блестят. По дороге в ресторан Сэми не переставал напевать Bye-Bye Baby и постоянно, чуть ли не натыкаясь на столбы, перечитывал список песен на диске, который он заставил купить отца.

Реакция Филиппо на мюзикл была достаточно прохладной в сравнении с братом, зато он с энтузиазмом заказал вторую порцию цыпленка табака, быстро прикончив первую.