Засекреченное будущее - Юрий Поляков Страница 81

— Не проигрываем ли мы идеологическую битву за нашу молодежь. Сейчас на неё куда большее влияние оказывает не мудрое слово писателя, а какой-нибудь развязный блогер или репер. Неужели так примитивно выглядит наше скорое будущее?

— Реперы — это вообще для меня загадка. Когда удается почитать их «кричалки» на бумаге, сразу приходит в голову Ходасевич: «Бог знает, что еще бормочешь, ища пенсне или ключи…» К поэзии это имеет такое же отношение, как вопль «Ой, нога!» к народным украинским песням. Но что же вы хотите, если 9 мая в день 75-летия Победы на ТВ не прозвучало ни одного стихотворения поэтов-фронтовиков. Настоящую поэзию просто выдавили из эфира. А чтобы вести идеологическую битву за молодежь, надо иметь идеологию. Спасибо, отказались от антипатриотической риторики в СМИ, хотя самоуничижительные учебники истории, написанные в 1990-е, еще используются в школах и вузах. Да и учителей-гуманитариев, получивших образование в 1990-е, надо иной раз, по сути, переучивать. Известны случаи (об этом писали, в частности, в газете «Культура»), когда абитуриентов, поступающих на гуманитарные факультеты, специально заваливают на экзаменах за излишний патриотизм. Такие там не нужны! Журналистский корпус, особенно в Москве, Питере, Екатеринбурге, буквально пронизан сервильным западничеством, а также истерическим антисоветизмом. Помню, на позапрошлом съезде Союза журналистов Сванидзе так и заявил: «Журналист — это синоним к слову „либерал“». Можно отмахнуться, мол, болезненная фантазия человека с тяжелой наследственностью? Да как сказать… В Америке эта греза стала реальность, и тотальный информационный бойкот Трампа — тому свидетельство. Это просто чудо, что среди нашей молодежи до сих пор встречаются имманентные патриоты. Видимо, сказываются глубоко залегающие семейные традиции. В общем, битву за молодежь мы еще не начинали. Таврида? Бывал я там. Странное осталось впечатление. Скажем, на вечернем концерте под крымскими звездами я не услышал ни одной отечественной песни. А среди юных поэтов, отобранных из тысяч претендовавших на участие в творческом семинаре, не нашлось ни одного автора с отчетливой патриотической тематикой. Это как?

— Можно предположить, что следующий 2021 год окажется весьма непростым: искрит по всему периметру Российской Федерации. «Перестройка-2» становится реальностью?

— А что же Вы, Константин, хотите, если тридцать лет мы занимались тем, что происходило в лимитрофах по периметру России, по остаточному принципу. Более того, до начала нового века мы еще и экономическую базу для создания новых этнократических режимов обеспечивали: нефть, газ, транзит, кредиты… Да и сейчас… Если Армения — союзник, как там мог прийти к власти проамериканский президент? Если Белоруссия — часть Союзного государства, о какой «многовекторности» может идти речь? В браке это называется изменой. В политике — двурушничеством. Ладно, в 1990-е у нас у самих в Отечестве рулила компрадорская власть. Времена изменились, или просто, как писал Маяковский, «потянуло порохом со всех границ»? А есть ли у нас реальный потенциал для жесткого влияния на бывшие республики СССР. Я не знаю… С другой стороны, если нет желания, то и потенция не понадобится.

— Вы никогда не стеснялись своей «русскости» и самого понятия «Русский мир». Русский мир с утратой Украины понёс огромные территориальные и людские потери, которых он не нёс, пожалуй, с 1941 года. Реально ли, по Вашему мнению, примирение русской и украинской частей восточного славянства в обозримом будущем?

— Трудный вопрос для неспециалиста. Возможно. Вам, как знатоку этой проблемы, мои построения покажутся наивными. Тем не менее… Я получил советское интернациональное воспитание и, скажу, откровенно: своей русскостью не заморачивался до конца 1980-х, считая это, как и большинство выходцев из «титульных» семей, делом второстепенным. По-настоящему, я осознал свою этническую принадлежность от обиды, когда в конце перестройки прессу и телевидение захлестнула волна глумливой русофобии. Я был поражен, обнаружив, что можно относиться к человеку плохо только потому, что он русский. Это была серьезная ошибка наших «этнических демократов», стоившая им в конечном счете преобладания во власти. Сейчас они делают вид, что ничего такого не было, но мы-то помним! Кстати, я, видимо, имею некоторое отношение к названию фонда «Русский мир». В конце 2006-го или в начале 2007-го на заседании Совета по культуре президент Путин сказал, что вскоре будет создана специальная структура для продвижения и поддержки за рубежом русской культуры. Через неделю ЛГ вышла с шапкой «Мы наш, мы Русский мир построим!» Ее придумал я. А через два-три месяца был зарегистрирован фонд «Русский мир». Но, возможно, это совпадение…

Да, русские сегодня, пожалуй, — самый большой разделенный народ. Не понимаю, почему никто не ведет речь о его воссоединении в адекватных исторических формах? Кто нам мешает хотя бы напоминать, что такая проблема существует? Обвинят в имперских амбициях?

Да нам уже и так пришили все грехи, какие только существуют. Осталось обвинить в том, что мы без хрена едим афроамериканских младенцев. Что же касается «Незалежной», то напомню: Лев Гумилев относил западных и восточных украинцев к разным суперэтносам: к европейскому и русскому. А казанских татар, между прочим, он относил к русскому суперэтносу. Боюсь, выход теперь один: два народа — два государства.

— Тесно связанная с былой Малороссией и нынешней Украиной южнорусская литература дала отечественной словесности десятки первоклассных писателей и поэтов. В связи с общим перерождением Украины, эта литературная традиция иссякла или она примет характер некой иной, альтернативной «большой России» русской литературы?

— Можно, конечно, говорить о русскоязычной украинской литературе, как можно говорить, скажем, и о русскоязычной еврейской литературе, к которой относится, к примеру, прекрасная писательница из Ташкента Дина Рубина, живущая ныне в Израиле. Мы с ней когда-то дебютировали в одном номере журнала «Юность». Но все же те авторы, которые, живя в границах Украинской ССР, писали на языке Пушкина, относились, без сомнения, к русской литературе. Так же, как Гоголь, Багрицкий, Бабель, Булгаков, Катаев… Региональные особенности? Они есть. Как без них! Но, думаю, сибирская и поморская проза отличаются от московской версии нашей словесности даже поболее, чем южнорусская школа.

Я неплохо помню ситуацию на Украине до распада СССР, русская речь там преобладала, и не благодаря, а, скорее, вопреки государственной политике, которая была направлена на поддержку национальных языков союзных республик. Помните, мы в начале говорил об «инкубаторе»? По сути, политика «коренизации» продолжалась до распада, хотя и не носила той директивности, как в 20–30-е годы. На Украине эти усилия были не столь заметны, так как она никогда и не была одноязычной территорией. И это определяло многое, в том числе, яркую «южнорусскую школу». «Скажи мне, Украйна, не в этой ли ржи Тараса Шевченко папаха лежит?» — вопрошал «украинец» Михаил Светлов почему-то по-русски.

Помнится, на студии имени Довженко покойный Андрей Бенкендорф в 1987 году снял экранизацию моей повести «Работа над ошибками» на русском языке, а уже потом был сделан дубляж и напечатаны несколько копий на украинском. Не наоборот! Мои пьесы с успехом шли на Украине в русских театрах, в частности, в Харькове и Днепропетровске. Кажется, десять лет назад мы с женой Натальей, родившейся, между прочим, в Борисполе, гостили у Витольда Павловича Фокина: он оказался давним поклонником моего скромного творчества и водил меня по киевским книжным магазинами, показывал полки с моими книгами. Кстати, Фокин уже тогда предсказывал неизбежный раскол Украины на две-три части. И оказался прав. Думаю, «русская часть» «Незалежной» так или иначе будет интегрирована в Россию, а ее литература просто станет частью нашей общей словесности, сохранив, конечно, свою специфику и тематику. Очень жду большую прозу о событиях на Донбассе, написанную настоящим художником, а не залетным борзописцем в камуфляже. Если в какой-то части бывшей УССР все-таки сложится и устоит органичное украинское государство, то и литература там будет развиваться на мове, а точнее — на «мовоязе», да простится мне такой неологизм. Но никто и не скрывает, что в последние два десятилетия украинский язык развивался прежде всего усилиями лингвистов, получивших госзаказ максимально развести русский и «мовояз» по словарному составу. Основы для украиноязычной словесности были заложены еще в позапрошлом веке, но в основном в советскую эпоху. Однако серьезных успехов «краснеписьменство» достигнет лишь в том случае, если будет равняться на великую русскую литературу, а не противостоять ей, дрожа от ненависти. Впрочем, повторяю, я не специалист, и мои предположения можно воспринимать как литературные мечтания.