Формула бессмертия. На пути к неизбежному - Александр Никонов Страница 80

…Я вошел в полумрак ангара. Передо мной, окруженное строительными лесами, возвышалось здоровенное белое яйцо, или капсула, высотой метра в четыре. Это и было криохранилище, где хранились тела и мозги клиентов, купивших билет в будущее.

— Откуда вы взяли эту штуку? — спросил я, подняв голову.

— Сами слепили! — ответила Валерия Прайд.

Действительно, энтузиасты ледяного бессмертия, они же сотрудники криофирмы, сами состряпали эту капсулу из чего-то, напоминающего стекловату в смеси с эпоксидной смолой.

— Потом нам ее художники раскрасят аэрографами, разрисуют под космос — звезды, галактики… Станет красиво, — пообещала Валерия.

Капсула представляет собой резервуар с двойными стенками, в пространство между которыми засыпан перлит, а между зернами перлита должен быть вакуум. Но поскольку полной герметичности достичь трудно, воздух постепенно проникает туда, и работники периодически включают насос, который откачивает воздух из пространства между стенками. Сверху криокамера закрывается огромной пенопластовой пробкой, которую поднимают за веревку, перекинутую через блок. Через это отверстие загружают трупы, упакованные в спальные мешки (сейчас там четыре тела), и мозги, а также заливают жидкий азот.

Дело в том, что заморозка тела стоит гораздо дороже заморозки мозга, а поскольку главное в человеке мозг, а не все остальное, многие предпочитают сэкономить и сохранить только мозг — в надежде на то, что люди будущего научатся выращивать тела по заказу.

Раньше, до того как была построена криокамера, мозги лежали в большом сосуде Дьюара, а трупы, обложенные сухим льдом, хранились в гигантском ящике с толстыми пенопластовыми стенками. И это было не очень хорошо, поскольку температура сухого льда (замороженная углекислота) всего минус 78 градусов. Такая температура не обеспечивает полной остановки процессов разложения, она лишь на порядки замедляет их. А вот жидкий азот, температура которого минус 196, с задачей остановки распада вполне справляется.

Я подошел к хлипкой алюминиевой лестнице, прислоненной к лесам, и полез вверх. Не то чтобы мне хотелось перед обедом посмотреть на трупы, скорее меня гнала писательская добросовестность. Рабочий потянул за веревку, и крышка камеры медленно поднялась вверх. Я вздохнул и заглянул внутрь, но ничего не увидел: мешал густой азотный туман.

Надо лампу принести, — сказала Валерия, которая залезла на леса вместе со мной. — Или фонарь.

— Да, действительно, — кивнул я, втайне надеясь, что лампы или фонаря не найдется.

И их, слава богу, не нашлось. Мысленно перекрестившись, я осторожно спустился по шаткой лестнице вниз и проследовал из ангара в соседнее здание — туда, где раньше находились мозги крионированных. В одной из комнат этого несуразного строения, напоминающего барак, стоял дьюар (огромный термос с широким горлом) с остатками жидкого азота, каковые остатки при мне вычерпывал заиндевевшей кастрюлей Данила Медведев — чтобы добро не пропадало. Собственно говоря, с философа Данилы Медведева и начиналось российское крионирование. Он стоял у самых его истоков. Весной 2006 года именно Данила — мастер крионирования — погружал в сей исторический дьюар мозги первых пациентов. С тех пор число клиентов криофирмы растет, хотя и крайне медленно.

— И сколько в таком дьюаре может уместиться мозгов? — осторожно спросил я.

— Если в металлических коробках, типа кастрюльки, то штук пятнадцать, а если плотненько, без коробок, то и тридцать войдет.