Волшебная сказка Нью-Йорка - Джеймс Патрик Данливи Страница 80

— Вроде здесь, мистер Кристиан. Видите, на лужайке табличка с номером.

— О'кей. Подъезжай к обочине и жди. Если я буду задерживаться, я тебе сообщу.

— Да чего там, мистер Кристиан, веселитесь, сколько хотите, сейчас по радио хороший футбол начнут передавать. Я еще книжку взял про дзю-до, хочу выучить кой-какие из ваших приемов. Чего же лучше. Приятного вам вечера.

Кристиан поднимается по зеленоватым от мха ступенькам. Лужайку дугой рассекает дорожка из разномастных и разнокалиберных камней. Старые дубы и ильмы. Голубые ели по сторонам от каменного крыльца с дощатой дверью. За окнами, затянутыми сеткой, темно. А тот дом, надо полагать, принадлежит итальянцу и, господь милостивый, у входа в него стоит полицейский.

Кристиан нажимает белую кнопочку, изнутри доносится колокольный перезвон. На покрытом лаком кружке, отпиленном от бревна, значится «Здесь живут Джин и Говард». Из-за угла их островерхого крытого черепицей уютного домика вылетает веснушчатый мальчишка. Волоча за собой красную тачку. Под большими раскидистыми деревьями. Видны пристроенный сбоку к дому итальянца поместительный гараж и широкая подъездная дорожка. Слышатся легкие шаги. Поскрипывает пол. Красное платье мелькает за потускневшей медной сеткой двери. Которая открывается. Тонкие пальцы, вытираемые о передник. Большие блестящие темные глаза. На лице. Венчающем хрупкое тело.

— Вы, должно быть, Корнелиус Кристиан.

— Да, это я.

— Добро пожаловать, мы очень вам рады, заходите. Говард на заднем дворе, приколачивает для ребятишек лестницу. Я так много о вас слышала.

Стойка для зонтов. Две пары галош в ожиданьи зимы. На полу, выложенном красной плиткой. Полумрак и прохлада. Дальше гостиная, большой синий ковер под ногами. В арочном проходе сервированный для обеда стол. Нежные ножки миссис Гау. Покрытые загаром. Едва приметная белизна по сторонам от ахиллесовых сухожилий. Маленькая аккуратная попка под красным платьем, похожая на пару шариков от подшипника. От которых у меня в зобу спирает дыхание.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Извините за эти дурацкие комиксы, они у нас по всему дому раскиданы. Я позову Говарда. Хотите чаю со льдом.

— Да, с удовольствием, благодарю вас, мадам.

— Какой вы вежливый, в точности как Говард рассказывал, мадам и все такое. Ну, присаживайтесь же.

Появляется сияющий Говард. Протянутая ладонь. Брюки цвета хаки, белая рубашка с открытым воротом, подвернутые рукава. И синие туфли на резиновой подошве. Такие же, как у Фанни, называющей их яхтсменками.

— Привет, Корнелиус, а я думал вы позвоните со станции, чтобы я вас забрал. Вы что же, пешком пришли.

— Приехал на машине.

— Не знал, что вы водите. Постойте-ка, вот здорово, вы снова заговорили.

— Да. Я не вожу. Меня привезли.

— Они уже уехали.

— Нет.

— Так позовите ваших друзей, пусть зайдут.

— Это шофер.

— Кто.

— Шофер.

— Да бросьте, вы надо мной подтруниваете, Корнелиус.

— Нет.

— Ну, будь я проклят. Дайте-ка я взгляну. Это вон та здоровенная, серая.

— Да.

— Она же на заказ сделана. Неужели ваша.

— Пожалуй, можно сказать, что ее предоставили в мое распоряжение. Наряду кое с чем еще.

— То-то, Корнелиус, пытались вы меня обмануть, да не вышло. Я всегда считал вас юношей из богатой семьи, учившимся в одном из лучших университетов. Соседи решат, что ко мне важная персона приехала. Приятно, когда у твоего дома стоит такая машина. Ничего, пусть полюбуются, сукины дети. А, Джин, ты уже познакомилась с нашим гением.

— Да. Говард, сдвинь немного стол, чтобы мистеру Кристиану было удобно сидеть. Вот крекеры, только постарайтесь не перебить аппетит.

Миссис Гау опускает поднос, сухожилия у нее на руках обмякают. Вышла со стопкой листков, чтобы мне было на чем писать. А у меня, едва я приметил сквозь дверь ее небывалую красоту, всякое притворство отшибло. И ощутив между ног могучий прилив крови. Я выпалил, да это я.

— Корнелиус, послушайте, что я вам расскажу. Кровь господня.

— Когда ты оставишь это выражение, Говард.

— Это я от волнения. Слушайте, Корнелиус, будьте как дома, снимайте пиджак.

— Нет. Мне и так хорошо, спасибо.

— Так вот, Корнелиус, по-моему вы гений. У нас тут вчера вечером такое было. Нынешняя утренняя газета под эту историю всю первую полосу угрохала. Прикатило двадцать патрульных машин, все со включенными сиренами. Шуму. Полицейские оцепили наш квартал. Ведь так, Джин. Вытащили оружие и пошли по дорожке к дому этого малого. Знаете, что у него там было, вы не поверите. То есть вы-то как раз и поверите. Перегонная установка на двадцать, будь я проклят, тысяч галлонов, в точности, как вы говорили. Здоровенный медный котел, высотой в два этажа, перекрытие снято, а по всему дому трубы да бочки. Помнишь, Джин, я как-то сказал, что судя по запаху, который временами оттуда доносится, этот малый не иначе как горькую пьет. Но вы-то как обо всем догадались, Корнелиус.

— Просто сказал первое, что пришло в голову.

— Ладно, мальчики, я вас пока оставлю вдвоем, мне еще нужно других двух мальчиков с девочкой покормить и к обеду все подготовить.

Миссис Гау вытирает руки о фартук. Большой желтый в середке цветок с синими лепестками. Надо как-то обуздать мысли, вертящиеся у меня в голове. Отвести глаза от загорелого шелковисто-гладкого лица. И от губ, крупных и мягких. Кажется, входя в комнату, она их облизала. Какое там кажется, точно знаю, облизала. И подшипниковый задок ее, когда она выходит, только что не вращается.

— Знаете, Корнелиус, я вам так скажу, я против итальянцев ничего не имею, но то, что мы избавились от этого макаронника, меня радует. Он был какой-то чересчур темпераментный, из тех, кто разрешает споры не разговорами, а убийством. Я уже начал ощущать, что на меня вот-вот накатит депрессия, как на соседа напротив. Он, конечно, пока улыбается, но лишь потому, что думает, будто мне не известно о курсе электрошоковой терапии, который он проходит. А этот итальяшка и лужайку свою не подстригал, и своему волкодаву не запрещал гадить на нашей. И представьте себе, в прошлом месяце именно он сделал одно из самых больших пожертвований в фонд, который мы тут образовали для строительства церкви. Может быть, когда у человека зарастает лужайка, это и означает, что пора преисполниться на его счет подозрениями. Слушайте, не хотите водки в чай добавить. Я бы сегодня с удовольствием чего-нибудь выпил.

Говард подливает водки в протянутый Кристианом стакан. Стебельки мяты кружат, утопая и снова всплывая между кубиков льда. Маслянистые струйки, извиваясь, клубятся в желтовато-коричневой жидкости.

— Да, Корнелиус. Вот вы и здесь. Прикатили в машине с шофером. Это ваш адрес у водителя на солнечном козырьке, Вест-Сайд и что-то такое еще.