Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков Страница 8

Вторую неделю Николая Степановича вызывают повесткой в полицейский участок. По какому вопросу – не пишут. Сообщают коротко: майор Акбердин ждет в кабинете № 64 в десять утра. Наступает назначенный час, а прием вдруг отменяется, переносится на более позднее время.

Убогое здание полиции вызывало у Николая Степановича неприязнь. Находиться в нем бесцельно, протирая штаны, вслушиваясь в разговоры про уголовные дела, для нормального человека было невыносимо. Он терпел. Сказывалась привычка, приобретенная в тайге. Когда ненастная погода вынуждала сидеть в палатке и сутками лицезреть дикий однообразный пейзаж. Внутри полицейского участка была иная картина, куда мрачнее и тоскливее: стены, зашитые плохо отесанными досками, битые, качающиеся стулья, обшарпанные полы, узкие решетки на окнах. Подобные трущобы старому геологу приходилось встречать в бурятских поселках.

К занятому майору постоянно забегали два хлюпеньких сержанта с автоматами Калашникова. Между собой они судачили о крупном складе, на который «наехала» полиция. Отдельные фразы долетали до Николая Степановича. Раздраженность полицейских и несколько раз упомянутое в разговоре слово с криминальным оттенком «отстегивать», подвигали к мысли, что содержимое склада стало предметом торга между чиновниками и людьми в погонах с крупными звездами.

У Николая Степановича неожиданно сдали нервы. Дни бегут, прогулы в институте растут, а какой-то майор Акбердин держит его, как нахулиганившего мальчишку, в приемной без объяснения причин. Стукнув кулаком в дверь, он распахнул ее и увидел перед собой полноватого мужика без кителя, тщательно выбритого, аккуратно подстриженного, с густыми, сросшимися над переносицей, бровями. Он бродил из угла в угол по кабинету, держа руки в карманах и отчитывая подчиненного.

– Извините, – выпалил Николай Степанович. – У меня работа, институт. Вы меня вызывали?… Скажите, зачем…

– Скажем, – мягко улыбнулся офицер. – Подождите за дверью.

– Сколько можно? Я третий раз к вам прихожу.

– Хорошо. Вы обязаны явиться. Повестка при вас?

– Да.

– Сидите тогда, ждите.

– Так объясните, зачем вы присылаете мне третью повестку?

– Сейчас я с вами переговорю. Выйдите…

По коридору вновь продолжилось движение сержантов. Двери кабинетов открывались и захлопывались. Одни подчиненные обсуждали действия вышестоящих начальников, другим приходилось заискивать перед ними и заходить на доклад на полусогнутых ногах.

Нервозность вывела Николая Степановича на шумную улицу, размять ноги, подышать свежим воздухом. День был не по-весеннему холодным, сырым, но безветренным. Тополя в округе жили ожиданием солнца, вот-вот оно пригреет, напруженные почки лопнут и сырые ветки покроются зелеными листьями.

Дорогие автомобили сновали у здания полиции, вдавливая колесами в раскисшую землю черное месиво.

Прошло пять минут, на которые Николай Степанович решился покинуть стул у кабинета майора. Коридор пугал пустотой. Чтобы занять себя чем-то полезным, старый геолог уткнулся в стенд. На стене под стеклом грамоты, а на другом стенде под кнопками висели газетные вырезки. В них журналисты описывали жуткие истории преступлений «оборотней» в погонах. Чтение заметок будоражило кровь, разжигало в груди ярость. В оборотнях числились даже генералы. И дела перевертышей звучали пугающе: превышение должностных полномочий, подброс наркотиков, оговоры невиновных, шантаж, подлоги, перепродажа криминальным сообществам, книги черного бухучета, «крышевание» коммерсантов, вымогательство, выполнение заказов за миллион долларов наличными, вымогательство крупных денежных сумм, фальсификация доказательств по уголовным делам. Зато результат преступной деятельности тоже значителен: особняки, магические капиталы, ювелирные драгоценности, мраморные камины, иномарки, штабеля коробок с компьютерами, эксклюзивная мебель, бронзовая десятиметровая люстра, россыпи коробочек с бриллиантами…

Журналисты так смаковали в каждой информации перечень неправедно нажитого имущества и драгоценностей, что у читающего волосы дыбом вставали. Масштабы коррупции давно пугали Николая Степановича. Но чтобы они были столь велики и вызывающи, не предполагал. И пока у него в голове роились жуткие мысли, вдруг одна из них – про эксклюзивную мебель, задержалась, засвербила… Николай Степанович вспомнил, покачав догадливой головой у стенда, и, глядя на дверь майора Акбердина, что буквально тридцать минут назад он видел в его кабинете знакомую мебель. Поразительно, но одно из кресел, выброшенное новым жильцом Анзором на улицу, он узнал, вспомнил, ибо оно разительно отличалось от других – с полукруглой спинкой, с резными балясинами, поддерживающими подлокотники. Вместо привычных ножек у него были невысокие точеные стамишки.

Только дурная мысль зашевелилась в голове утомленного геолога, как навстречу ему вышел майор в блестящих хромовых ботинках и увел за собой.

– Много интересного пишут в газетах? – спросил хозяин кабинета, наглухо застегивая только что напяленный на себя китель с погонами.

– Пишут про коррупцию, – хмуро отозвался Николай Степанович, присаживаясь на знакомое кресло с полукруглой спинкой. – Про беспомощность полиции, про оборотней и их безнаказанность.

Небольшой кавказский акцент выдавал майора…. Слова он произносил медленно, растягивая каждое из них, старательно подбирая правильное ударение.

– Коррупция непобедима, потому про нее и пишут много-много.

– Выходит, зря пишут?! – развел руками геолог, осторожно трогая резные балясины на кресле.

– Как думаете, почему взяточничество нельзя изжить? Молчите. Не знаете, А я скажу прямо… Как только наверху, на самом верху, перестанут брать, так и внизу перестанут брать. Мне вот сказали, что вы геологом были, в институте работаете…

– Двадцать с лишним лет в экспедициях! – горделиво заявил Николай Степанович.

– Ходили по тайге, ходили по горам. А скажите, уважаемый человек природы, можете ли привести случай, когда зайцы съели, скушали волка? Нет таких примеров. Наоборот, волки кушают зайцев. Это закон природы. Теперь ответь мне, может ли коррумпированный чиновник победить беззаконие, коррупцию?!.. Никогда. Голодный всегда будет требовать еды, вороватый всегда будет воровать.