Хроника чувств - Александр Клюге Страница 8

Киномеханику Зигристу уже вскоре после начала задержавшей его дискуссии (потому что из-за нее последний сеанс сдвинулся на еще более позднее время) стало ясно: зрители, пожелавшие выступить, говорили не для того, чтобы что-либо сказать, а чтобы показать себя перед знаменитым гостем. А тот, в свою очередь, говорил или отвечал ради того, чтобы не ударить в грязь лицом перед публикой. Киномеханику Зигристу это показалось таким же ненужным занятием, как и «ожидание утренней зари». Он знавал одного учителя, вставшего в три часа ночи, чтобы «стать свидетелем утренней зари». Это, полагал учитель, было необходимо для того, чтобы предложить ученикам, у которых слова «утренняя заря» в стихотворении вызывали лишь общие представления, конкретные знания. Ничто на свете не смогло бы подвигнуть их подняться летом в такую рань ради наблюдения за переливами света во время восхода солнца. Они были нелюбопытны. Так что он сделал это за них. Но он не мог принести увиденную зарю ученикам. К восьми часам она растаяла. Остались только слова его рассказа. Заспанным ленивым ученикам эти слова были безразличны. В ответ на совершенное учителем они пытались как-то реагировать, таращили глаза, чтобы показать себя, как он показал себя, поднявшись им в пример в такую рань.

Зато киномеханик Зигрист знал, как выглядит утренняя заря, и знал он это по одному австралийскому фильму, действие которого происходило в Южной Африке. Солнце там вставало около половины пятого, величественно поднимаясь из моря, обращенного к Азии, и двигаясь от Индии над скалистым силуэтом побережья. Напротив, то есть спиной к западу, сидели на металлических стульях из кафе [2]двое несправедливо приговоренных к смерти. Стоявший с восточной стороны взвод солдат своим залпом смел их вместе со стульями.

На пленке были царапины. Ее прислали в кинотеатр по ошибке. У механика было время, и он знал, как можно было восстановить копию. Он был бы готов обработать царапины, находившиеся на обратной стороне пленки, и получить таким образом из покрытой царапинами копии первоклассный восход солнца в половине пятого без единой царапины. Но ему не хотелось заниматься этим, чтобы какой-нибудь негодный механик в другом месте повредил пленку (может быть, на других местах). Он сделал бы это, только если бы он один мог показать на экране безупречный восход солнца. Но это было бы нарушением существующих правил, потому что копия должна была прежде быть прокручена в кинотеатре категории А, прежде чем ее могли прислать в это кино, относившееся к категории Б [3].

Киномеханика раздражала затянувшаяся дискуссия, из-за которой нельзя было освободить зал. В ней совсем не говорилось о зримых вещах, вроде восхода солнца или царапин на пленке. Ему оставалось только безучастное ожидание. Дискуссия шла за его счет, потому что из-за нее он ляжет спать чуть не на час позднее. Для него такая потеря была бы оправдана только демонстрацией абсолютно безупречной копии любого фильма. Зигрист считался придирчивым в том, что касалось качества пленки. Он не терпел ни склеек, ни повреждений поверхности. Поскольку таких безупречных копий практически не существовало, то содержание фильмов, все эти увлекательные дискуссии, в которых одним надо было приложить кого-то, а другим не ударить в грязь лицом, были для него мучением. А так как он знал, что машина времени, которую представляет собой кинофильм, не в состоянии нагнать время, потраченное в дискуссии (вроде того, как машинист поезда может нагнать опоздание), то киномеханик отомстил за накопившееся в нем раздражение из-за того, что кинозал используется не по назначению, выпустив во время позднего сеанса пару рулонов детективного фильма. В действии произошел скачок, благодаря которому картина, по мнению Зигриста, стала значительно лучше.

Он бы с удовольствием занялся систематическим улучшением фильмов подобным образом, сознавая, конечно, что придется взяться за ножницы. Не всегда можно было обойтись исключением целой части. Но в таком случае возникали склейки, дававшие отвратительные щелчки, даже если он аккуратно закрашивал тушью звуковую дорожку. Он не был готов согласиться ради улучшения содержания фильмов на ухудшение качества копий. В конце концов, считал он, содержание не имеет значения, а качество пленки — та дорога, по которой и движется содержание, каким бы оно ни было. Он не был готов уступить в этом вопросе, как и не был готов гробить ночи на работу с посредственным результатом.

После того как закончился сеанс, он собрал свою сумку, перемотав перед этим пленку и подготовив ее к отправке. Его очень удивляло, что пленки не надо кормить.