Чудотворец - Дмитрий Константинов Страница 8

* * *

…Вот он, вялый и опустошенный, сидит на стуле в коридоре, глядя в одну точку. К нему подходит Вера Чернышова.

– Вы произвели впечатление.

Николай слабо кивает.

– У меня к вам личная просьба… – неловко выговаривает Вера. – Тут один навязчивый поклонник ждет меня после работы. Не хочу с ним сегодня говорить. Не могли бы вы проводить меня до автобуса?

Арбенин поднимает голову, встречается взглядом с женщиной.

– При одном условии… Если вы согласитесь со мной поужинать.

Вера не отводит глаз:

– Договорились.

* * *

…Вот они выходят из здания института.

Сидевший на скамейке Слава Тыквин встает, идет к ним – и Николай понимает, что тот никак не ожидал увидеть их вместе, не знает, как себя вести.

– Привет, – кивает молодой человек Арбенину. – Ну, как там?

– Нормально все. Извини, потом поболтаем – мы торопимся…

Николай и Вера проходят мимо. Слава какое-то время смотрит им вслед, потом догоняет и перегораживает дорогу.

– Вера, ты же обещала?! Сама сказала: как-нибудь погуляем вечером…

– «Как-нибудь» – это не сегодня, – помолчав, говорит Вера.

– Нет, подожди! Ты же сказала: сегодня свободна?!

– Слава, тебе надо идти, – мягко вмешивается Николай.

Молодой человек молча смотрит на него и явно не собирается выполнять ничьих просьб.

– Сейчас ты развернешься и пойдешь прямо к метро, – размеренным тоном произносит Арбенин.

Оцепеневший Слава пару секунд смотрит на Николая, затем разворачивается, идет прямо и натыкается на столб, стоящий в нескольких метрах сзади. Отступив на пару шагов, снова идет на столб. Обернувшись, молодой человек со страхом и растерянностью смотрит на Николая, явно не понимая, что происходит.

– Ну, хватит, не издевайся, – шепотом просит Вера.

– Столб можно обойти, – подсказывает Арбенин.

Слава огибает столб и идет дальше, к метро…

* * *

Глубокой ночью, оставшись в комнате один, Ставицкий сел за стол и уставился на пластмассовый стаканчик с карандашами. На висках Виктора от напряжения набухли вены и выступили капельки пота. Не моргая, он смотрел на стаканчик до тех пор, пока тот чуть не сдвинулся к краю стола. Затем – еще немного, и еще… Наконец, карандаши падают на пол.

Ставицкий, тяжело дыша, вытер с лица пот и задумчиво усмехнулся.

* * *

Николай пришел в сознание и открыл глаза. Медсестра, встретившись с ним взглядом, тут же побежала к дверям и крикнула, выглянув в коридор:

– Юрий Ильич!

В палату ворвался радостно улыбающийся Юра.

– Ну вот, братишка, совсем другое дело! Давай уже, выкарабкивайся!

– Как ты? – с трудом ворочает языком старший Арбенин.

– Все хорошо, с долгом расплатились, – поспешно сообщил Юра и таинственно понизил голос. – Тут такое дело… Журналистка одна приходила, говорит: у этого Тыквина в восемьдесят третьем дядя работал в «Столичном вестнике»… Похоже, та статья – его рук дело.

Николай невидяще посмотрел мимо брата и снова провалился в прошлое.

* * *

…Вот он в кабинете главного врача. На столе лежит номер «Столичного вестника», где на первой полосе напечатана статья с фотографией Арбенина и заголовком «Мистицизм наступает!..»

Главврач вне себя от ярости.

– Чудотворец, твою мать!.. Зачем ты вообще в это влез?! Зачем поперся в эту лабораторию?!. Теперь звонят с самого верху, «берут на контроль»! – он мрачно усмехается. – Ты знал, что советская психиатрия и мистицизм – две вещи несовместные?!

– При чем тут мистицизм?

Главврач молчит, с сочувствием глядя на Николая.

– Писать заявление? – мрачно осведомляется тот.

– Тебе легко: написал заявление, ушел… – как-то виновато вздыхает главврач. – А мне где взять такого специалиста?.. Извини, Коля, это – не мое решение.

* * *

…Вот он стоит рядом с профессором Голиным. Тот курит, стараясь не встречаться взглядом с Николаем.

– Меня в этой статье обвиняют черт знает в чем! В мистицизме, шарлатанстве!.. Вы же знаете, что это не так?!

– Коля, я пытался, но… Лабораторию вообще хотели закрыть. Удалось отстоять – при условии, что ты тут больше не появишься… Извини.

Николай пару секунд молча смотрит на профессора, разворачивается и выходит из курилки…

* * *

Когда Николай очнулся окончательно, рядом с ним на стуле сидела мама.

– Как вы расплатились с долгом?

– Только не волнуйся, это все ерунда! – отмахнулась Анна Владимировна. – Главное, ты жив… Юрочка жив…

– Что ерунда, мама?

Женщина помялась, а потом с трудом произнесла:

– Квартира…

– Ты отдала за долги нашу квартиру?!

Анна Владимировна, не выдержав, расплакалась.

Николай какое-то время лежал молча. Наконец, он произнес – спокойно и твердо:

– Не плачь, мама, будет у нас квартира… Все у нас будет.

* * *

В студии шла съемка. За столом сидели Виктор Ставицкий и Ярослав Гудовский, а одна из зрительниц – худая, морщинистая женщина, – говорила в микрофон.

– У меня были бляшки – огромные, больше пятака – на руках, спине, голове, – сбивчиво, чуть не плача, рассказывала она. – Врач сказал мазать мази – которых сроду в аптеках нет… Я тогда простой крем… детский… положила к телевизору, чтоб вы зарядили… Стала им бляшки мазать – чешуя слезла, зуд исчез… А то ведь раньше вся чесалась – ночью спать не могла…

– Сами бляшки пока не прошли?

– Побледнели только.

– Пройдут-пройдут…

– Виктор Витальевич, родненький, – прослезилась женщина, – что б я без вас делала!

…Эту передачу смотрели десятки тысяч телезрителей, в том числе и Арбенин.

Он с забинтованной еще головой сидел на диване в съемной квартире с простенькой мебелью. Услышав, как открывается входная дверь, Николай не двинулся с места.

«Это счастье: знать, что даже так, на расстоянии, ты можешь кому-то помочь. Но эффект от прямого контакта несравнимо выше… И я понял, что не имею права сидеть здесь, в Москве, когда моя помощь нужна людям по всему Советскому Союзу!»