Дневник заштатной звезды - Пол Хенди Страница 8

Утром я проснулся рядом с Эдвиной Карри. [7]

Зрелище перепугало меня до смерти. Я громко заорал, но, к счастью, мой вопль ужаса и неверия не разбудил соседку. Голова до сих пор шла кругом от вина, поглощенного накануне. Я знаю, что напился, но как же так вышло, что все закончилось в одной постели с Эдвиной Карри? Закрыв глаза, я принялся молить небо, чтобы все оказалось лишь дурным сном, но когда вновь открыл их, она все еще лежала рядом. С размазанной по всему лицу вчерашней косметикой и большими комками туши в уголках глаз, бывшая министерша-консерватор в самом деле жутко напоминала Мими Лоусон – и волосы, и все остальное. В полном обалдении я лежал минуты две, а потом меня вдруг ошарашило: «О БОЖЕ, Я ПЕРЕСПАЛ С МИМИ ЛОУСОН!» Я снова вскрикнул. На сей раз Мими закинула руку мне на грудь, пробормотала что-то нечленораздельное и вновь провалилась в глубокий сон. А когда она еще и захрапела, я подумал, что меня сейчас стошнит.

Я пролежал так минут десять, пытаясь как-то соединить обрывки воспоминаний…

В ресторане все началось с обычной суматохи – кому с кем сидеть. Все толкались, не желая оказаться за одним столиком с Гордоном, Театральным Сторожем. Столиков было пять, и мне безумно хотелось занять местечко рядом с Пиппой, но Манки-Манчини буквально увел у меня из-под носа последний свободный стул за столиком танцовщиц. Вариантов практически не оставалось. Было два незанятых стула за столиком музыкантов, но сесть на один из них означало провести весь вечер, соревнуясь, кто больше выпьет, громче пернет и припомнит больше цитат из каких-нибудь доисторических скетчей «Монти Пайтон». Еще один стул пустовал за столом костюмерш. Я, может, и сел бы к ним, но от всех женщин, работающих в костюмерных, воняет нафталином. Последний из еще не занятых стульев был за столиком, оккупированным Улыбашкой, Ссыкуном, Трахуном, Пердуном, Джейсоном Голубым Танцором, его приятелем Калином Татуированным Скинхедом и, конечно же, Мими Лоусон. Я решил, что это лучший из вариантов, и занял место между Трахуном и Ссыкуном.

Вечеринка шла полным ходом, и вино текло рекой. Кто-то все время заигрывал со мной под столом, но на тот момент я не мог точно сказать, то ли это Мими Лоусон, то ли Калин Татуированный Скинхед. Какое-то время я думал, что это Пердун, но потам сообразил, что для этого у него слишком короткие ножки.

Я не сводил глаз со столика Пиппы, пытаясь перехватить ее взгляд, но та, похоже, была полностью поглощена разговором с Манки, бесстыдно лапавшим ее за всевозможные места. Манчини лез из кожи вон, стараясь произвести впечатление шикарного кавалера: покупал шампанское всем девчонкам без исключения и ящиками слал пиво столику музыкантов. В какой-то момент он даже сподобился послать пинту мне. Я тут же разбил бокал вдребезги, перепрыгнул через два столика и всадил зазубренный осколок прямо ему в сердце.

Разумеется, ничего такого я не сделал. Я просто улыбнулся и сказал:

– Твое здоровье.

В конце концов подошла Пиппа и спросила, что у меня с лицом. Я тут же сорвался в туалет: посмотреться в зеркало. Оказалось, мой автозагар «Мистер Бронзер» вступил в реакцию с лосьоном «Блю Стратос» и под светом ресторанных ламп превратил мое лицо в нечто жутко полосатое. Я попытался смыть все это водой, но сделал только хуже. В общем, оставшуюся часть вечера я выглядел как гребаная зебра.

Винс был в стельку пьян и шатался от столика к столику. То и дело он подходил ко мне и лез обниматься.

– Моя плаштинка – Номер Один в Албании, – с трудом шепелявил он. – Уже нешколъко недель.

Я постарался убрать из ответа нотки снисходительности:

– Я знаю, Винс. Ты мне уже говорил.

Внезапно его настроение переменилось, и он сразу стал каким-то злым.

– Я шовшем один, Шаймон, я был трижды женат, но у меня никогда не было детей. Мне шештьдешят вошемь, а я шовшем один. Я думал, в моей жижни ешть кое-кто ошобенный, но я ошибшя.

К этому моменту он уже практически орал.

– Она шнова меня кинула!

– У тебя всегда буду я, Винс.

Я постарался придать фразе оттенок шутки: мол, мы с тобой пара старых добрых корешей-выпивох.

– Шпашибо, Шаймон. – Он вдруг стал очень тихим. – Гошподи, как же я люблю тебя, парень! Ты мой шамый лучший друг, шамый лучший.

Было похоже, что он и в самом деле имеет в виду то, что говорит.