Контрапункт - Анна Энквист Страница 8

Ребенок как бы помогает ей, открыто выражая радость или недовольство по поводу происходящего вокруг. Между двумя половинками единого целого начинается игра. Ребенок следит за матерью с пристальным вниманием и реагирует на малейшее колебание голоса, на каждый жест. Мать смотрит на ребенка с восторгом, ловит любое его движение, любое изменение в направлении его взгляда. Ребенок воспринимает мир под аккомпанемент нескончаемого словесного потока матери. О своем преданном сотрудничестве ребенок заявляет матери быстрым, коротким дыханием по ночам. Ничего не поделаешь, думает мать, между нами образовалась расщелина, но мы к ней привыкли. Расщелина будет углубляться и шириться — это неизбежно. Наше умение приспосабливаться окажется беспредельным. Взглядами и звуками нам сейчас удается удержаться над этой расщелиной. В будущем мы тоже найдем способ дотянуться друг до друга через куда более опасные пропасти.

Ночь. Мать накормила и перепеленала ребенка. Малышка положила головку на плечо матери и прижимает свое довольное, податливое тельце к ее груди. Как легко и беспрепятственно приноравливается новорожденный к материнскому телу. Мать вдыхает запах дочери и подносит ее к открытому окну. Тихонько покачивая, она поет ей о звездах, ночном небе и луне. Ребенок засыпает.

* * *

Канон состоит из двух, трех и более голосов, поющих одну и ту же мелодию, но вступающих в разное время. По форме он чем-то напоминает фугу, хотя гораздо менее свободен. В фуге голоса пусть и повторяют друг друга в теме и противосложении, но в отрыве от них живут своей жизнью. Голос фуги наделен фантазией и непредсказуем; он вдруг начинает петь тему вдвое быстрее, медленнее или в обратном направлении — как ему вздумается. Он может вступить решительно, но потом бросить тему и запеть что-нибудь свое. В каноне голос позволить себе такого не может. Тесно связанный с мелодией, он четко следует размеру такта и не отклоняется от темы.

Бах, величайший сочинитель фуг, обожал каноны. Чем строже были правила, тем большее удовольствие он получал. Канон был для него задачей, процесс решения которой скорее доставлял радость, чем приводил в уныние. Он сочинял каноны, в которых голоса пропевали свой ответ в контрдвижении, или в которых тема отвечала с другого интервала, или такие, где сочеталось одно и другое. Он вводил столько голосов, сколько заблагорассудится, так что канон роем диких нот на полной скорости влетал в уши слушателей. Только сам Бах был в состоянии различить голоса.

Женщина знала, что физиология органов чувств не позволяет слышать две вещи одновременно. Думая, что услышал два голоса, поющих в одно и то же время, ты на самом деле неуловимо, со скоростью света переходил от одного голоса к другому. То, что представлялось ровным и гладким, в подсознании оказывалось лишь лихорадочным перепрыгиванием с места на место. Этот навык можно было развивать, это было частью ее пианистической деятельности. Со временем из гармонического гула она научилась различать четыре тона, образующих узнаваемый аккорд. Доминантсепт-аккорд. Квартсекстаккорд с добавленной секундой. Уменьшенный. Безымянный. Точно так же, как можно было проанализировать и назвать неподвижные созвучия, удавалось распутать и голоса в каноне. С трудом. Путем неустанных упражнений.

В канонах «Гольдберг-вариаций» Бах, сдерживая себя, сочинил только два голоса — колоссальное ограничение, подвластное лишь безграничному мастерству. Партия первого голоса стояла сейчас на пюпитре: мечтательная мелодия, увлекающая за собой свою сестру-близнеца. В каждом такте слышалось повторение предыдущего, новое стихийно вырастало из старого, и все происходило дважды. От арии, на теме которой была основана эта третья вариация, ни осталось и следа; лишь гармоническая последовательность, на которую ты вряд ли обращала внимание, выискивая два голоса. Ты играла оба голоса одной рукой — тот еще трюк! Мысленно разъединяла голоса и со временем везде могла их различить — в теле, мышечной памяти. Вместе они составляли единое целое. Ты играла теми же пальцами сначала один голос, потом другой. Разучивание движений требовало полной и длительной концентрации.

Но это было еще не все. Под тканью взаимопроникающих голосов прослеживалось мрачное пение: неуклонно нарастающий бас, напоминавший о гармоническом истоке, арии. По мере развития канона басовая партия расширялась, сопровождая верхние голоса во все более коротких нотах. Обойтись без баса, казалось, было уже невозможно, он вмешивался во все происходящее и становился неотъемлемой частью целого.

* * *

Отец знакомится с ребенком на девять месяцев позже матери. Он как бы отстает. Он никогда не узнает, что такое физическое единство. Время от времени отцу удается почувствовать пятку дочери, бьющей по стенке материнского живота; он видит, как из недели в неделю растет живот, — феномен, за которым можно наблюдать лишь на расстоянии, пусть и небольшом. Точно так же он будет потом лицезреть и насильственные роды.

Отец ездит в больницу. Покупает гигантский букет синих цветов. Обзванивает друзей и родственников. Делает первые покупки после того, как привозит домой мать и ребенка. Находится рядом, когда ребенок ест. Для него малышка — новый член семьи, только что к ним присоединившийся. Он пугается, услышав ночью ее дыхание. Нас теперь трое! Сей факт застает его врасплох.

Сближение наступает постепенно. Отец вынимает ребенка из люльки. Ребенок ощущает новый, незнакомый запах, слышит низкий голос. Когда отец трубя высмаркивает нос, малышка пугается и плачет. Вскоре она понимает: он такой, так он звучит, он тоже с нами.

Все ближе подбирается бас к двум голосам в каноне. Обойтись без него уже невозможно.