Да. Нет. Не знаю - Татьяна Булатова Страница 8

Почему Сергей Владиславович делал ставку на ее девичью гордость, не совсем понятно. Уж кто, как не он, должен был представлять себе истинные размеры готовности, которую Аурика проявляла в вопросах сексуального характера! Да и за подтверждением далеко не надо было ходить: встреча была назначена за неделю, накануне оговорены детали, и самому Масляницыну только и осталось, что прийти, увидеть и победить этот девственный бастион.

Не тут-то было! Совсем не гордая, получается, Аурика взяла быка за рога и затащила бывшего возлюбленного в закуток возле деканата, используемый влюбленными парочками для продолжительных и жарких поцелуев. О существовании этого «уголка утех» знали все, в том числе и преподаватели, но тактично делали вид, что, кроме пустых ведер, пары швабр и обломков развалившейся от студенческой энергии мебели, в нем ничего особенного нет. Одним словом, на историческом факультете жили по законам любимого в Средневековье Праздника дураков, когда можно почти все, но только раз в году и с разрешения муниципалитета. Факультетская власть в этом «приюте влюбленных» никакой угрозы для образовательного и воспитательного процесса не усматривала. Проходя мимо укромного местечка, откуда порой доносились рваные вздохи вперемешку с причмокиванием. «Молодежь!» – улыбались профессора и спокойно шли мимо, гася в себе зависть.

– Почему? – потребовала объяснений Аурика, под глазами которой от бессонной ночи залегли даже не черные, а темно-фиолетовые тени.

Масляницын, забившись в угол, молчал, лихорадочно вспоминая подсказки, оставленные ему на память господином из «Колизея».

– Почему? – прошипела Одобеску, и лицо ее исказилось настолько, что от южной ослепительной красоты не осталось и следа. Это преображение придало Сергею сил, и он с трудом выдавил из себя то, что вспомнилось первым:

– Я отказываюсь.

– Почему? – Аурика не отступила ни на шаг, продолжая теснить рослого Масляницына своей пышной грудью. В любой другой ситуации бойкий студент бы облизнулся при виде столь внушительного сокровища, но сейчас ему было не до соблазнов: перед глазами стояло лицо Георгия Константиновича, по которому скользила язвительная усмешка Всемогущего.

– Исключено, – повторил Масляницын еще одно слово из череды запомнившихся. – Так будет лучше.

– Кому-у-у? – взмолилась измученная бестолковостью ответов девушка.

– Тебе, – нашелся Сергей и выставил вперед руки, пытаясь отодвинуть от себя разгоряченное существо с пылающими глазами и дергающимся ртом.

– Мне не лучше! – бросилась в бой Аурика. – Мне плохо. Мы обо всем договорились. Я тебя ждала. Готовилась, как дура. Думала, наконец-то… Ты же сам говорил: «Давай, чтобы первая брачная ночь прошла на ура!» – процитировала она слова профессионального соблазнителя с комсомольским значком на груди.

Масляницын растерялся и не нашел ничего лучше, чем выборочно и очень по-своему повторить слова барона Одобеску про осведомленность курса, наличие тайной жены и боязнь огласки.

– Сама разболтала, – пригвоздил он Аурику к противоположной стене. – А у меня жена! Объясняйся теперь… Все знают: че и почем. А мне жить дальше. И вообще, если бы я знал, кто твой отец, разве б я сунулся! С тобой кто про свадьбу-то речь вел, чудо ты мое?! Кто чего обещал? – Масляницын раздухарился от собственной смелости и даже хлопнул свою одногруппницу по плечу. – Кто-о-о?

– Ты, – заплакала Аурика от невыносимой обиды, прослушав в тираде Сергея самое главное и обратив внимание на ключевые для себя слова: «свадьба», «жена», «жить дальше», «разболтала».

– Я-а-а? – возмутился студент Масляницын и словно раздулся от негодования. – Чего я тебе такого говорил? Сразу бы дала – вообще бы никаких разговоров не было. А так – и себя, и меня мучила. Подумаешь, целка! Не ты первая, не ты последняя. Замуж! И главное, кто тебя за язык-то тянул?!

– Я никому не говорила, – неожиданно спокойно произнесла Аурика.

– А ты подумай, – обронил Сергей и отодвинул ее в сторону: – Отойди.

Все стало ясно. Язык мой – враг мой. Никому доверять нельзя. О грандиозных планах Аурики знала единственная близкая подруга, с которой детали предстоящего события обсуждались громким шепотом по телефону. Значит, кроме нее, никто разболтать не мог. «Не Глаша же пойдет всем рассказывать!» – решила Аурика, даже не подозревая о том, как близка она была к горькой истине. «За предательство дают в морду!» – подсказала сама себе студентка Одобеску и отправилась на поиски заклятой подруги, чтобы раз и навсегда вычеркнуть из своей жизни человека, не оправдавшего ее ожиданий.

Эта удивительная способность Аурики вычеркивать из памяти тех, кто по той или иной причине навлек на себя справедливый гнев чернобровой красавицы, была хорошо известна ее домашним. Поэтому Глаша, опираясь на инструкции хозяина, продолжала заваривать успокоительные травы с завидным усердием, а Георгий Константинович продолжал вести с дочерью душеспасительные беседы о том, что «женщины в роду Одобеску всегда отличались стойкостью характера и стремились к улучшению породы…».

– Ага, – без энтузиазма выдавливала из себя Аурика. – Особенно дед с бабкой. Кем, ты говоришь, они друг другу приходились? Кузенами?

– Кузенами, – подтверждал Одобеску и одаривал дочь очередным ювелирным шедевром.

– Какой смысл все это на себя надевать? – бунтовала печальная Золотинка. – Кто на это смотрит?

– Все надевать и не требуется, – ласково успокаивал дочь Георгий Константинович. – В вопросах обладания красотой мера – главный критерий. А вот про то, что «никто не смотрит», это вы, Аурика Георгиевна, зря! Ей-богу! Смотрят! И мой вам совет: остерегайтесь тех, кто смотрит пристально и со знанием дела. Вот так, – показывал Одобеску, и выражение его лица менялось на глазах, становясь подозрительно хищным.

– Так на меня не смотрит никто, – жаловалась Золотинка и укладывала на плечо отцу свою тяжелую увитую черными кудрями голову.

– Так уж и никто?! – Георгий Константинович возвращался к своему прежнему образу. – Может быть, ты не видишь? Влюбленные женщины обычно дальше своего носа не способны ничего разглядеть. – Ты же влюблена? – неожиданно интересовался Одобеску и косо посматривал на смуглый профиль печальной Аурики.

– Нет, – опровергала Золотинка отцовские предположения и еле сдерживалась, чтобы не посетовать на то, что после истории с Масляницыным на нее вообще перестали обращать внимание. Смотрят, как на пустое место. Как будто ее и нет.

Если бы Аурика была чуть-чуть откровеннее, она бы рассказала отцу о постигшем ее несчастье и пожаловалась бы на одиночество. Но вместо этого она с явным вызовом дразнила Одобеску заявлениями о том, что вообще не выйдет замуж, потому что все человеческие отношения от долгого срока службы утрачивают свою ценность и превращаются в никому не нужные обязательства. И тот факт, что она росла без матери, с нянькой, – прекрасное подтверждение тому, что долгосрочные союзы превратились в анахронизм.

– Это неправда, – вступал в спор Георгий Константинович, прекрасно понимая, чем вызван протест дочери. – Семья, полноценный брак – это прекрасно. Вот что бы я делал, если бы у меня не было тебя?