Игра на разных барабанах - Ольга Токарчук Страница 8

Лонгфелло весь взмок. Крупные капли пота стекали у него по лицу. Подбородок дрожал.

Фрейлейн Шацки, на сей раз белая как мел, набирала номер полиции.

— Подождите, — властно произнесла Анна-Мария. — Теперь все прояснилось. Это ты, Лу. Ты был ближе всех к дому.

— Не говори глупостей. Я был так же далеко, как и вы. Посмотри, где качели.

— Ты мог пробежать это расстояние за двадцать секунд, нанести удар и вернуться. Вы с Фрюхтом были не в ладах.

— Ты с ума сошла! Ведешь себя так, будто мы препираемся из-за того, кто съел пирог в кладовке. Здесь гибнут люди.

— Умоляю вас, давайте вызовем полицию. Мне страшно, страшно, страшно, — шептала фрейлейн Шацки.

— Убийца бродит по дому. Она не умерла, она только нас убивает. Вам ничего такого не приходило в голову? Вдруг это вампир? — неожиданно сказал Лу и прислонился к стене. — Уедем отсюда!

Анна-Мария налила всем по полстакана виски.

— Лу, мы цивилизованные люди. Я не намерен слушать такой примитивный вздор, — сказал Лонгфелло и залпом осушил свой стакан, не дожидаясь, пока ему положат лед.

Лу как-то странно на него посмотрел. В этом взгляде чувствовалась тщательно скрываемая ненависть.

С. вышла из ванной, на всякий случай спустив воду, чтобы полностью оправдать столь долгое там пребывание. Дочь сидела спиной к двери — уже с распущенными волосами. С., окуная старую зубную щетку в баночку, стала наносить на длинные светлые волосы красные мазки.

— Ты уверена, что этот цвет тебе пойдет? — спросила она. — Рыжий старит.

— Ну и хорошо, буду выглядеть на двадцать.

С. вздохнула. Краска пятнала пряди густым кроваво-красным цветом. Возня с краской развлекала, доставляла удовольствие. Она подумала, не перекраситься ли самой из пепельной блондинки в красно-рыжую. Нет, в красном есть что-то вульгарное. Она будет выглядеть как дворничиха. Ей вдруг захотелось куда-нибудь пойти, вырваться из тоскливой воскресной рутины. Она весело предложила всем пообедать в ресторане. Да, давайте пойдем в индийский ресторан, в тот, что рядом с торговым центром, да, там недорого и порции огромные.

— Я уже на сегодня договорился, — крикнул из своей комнаты сын.

Ну ничего, пообедаем втроем.

— Обратно машину ведешь ты, — сказал муж, как всегда, когда ему хотелось пива.

Ну и хитрец, подумала она, но согласилась. Мы же цивилизованные люди, сказала она себе, передразнивая Лонгфелло. Пока ждали дочь, которой надо было вымыть и высушить свои новые кроваво-красные волосы, ей удалось прочесть еще две главы.

Полиция приехала во время обеда — комиссар Фонтане, в штатском, в длинном плаще и шляпе, его помощник, как-бишь-его, в мундире, три полицейских и два эксперта, один с фотоаппаратом, другой с чемоданчиком. Через час подъехал длинный черный автомобиль, и тело Ульрики увезли. Еще через час увезли тело Фрюхта. Писатели и фрейлейн Шацки на кухне сбились в кучку, как испуганные овцы. Лу заявил, что уезжает, но наткнулся на решительное сопротивление комиссара Фонтане.

— Это бесчеловечно — требовать, чтобы мы оставались тут до завтра, — сказал Лy. — Так или иначе, спать в этом доме я не буду. Прошу забронировать мне номер в гостинице в Байенне.

Фонтане приглашал каждого в следственный кабинет, наспех устроенный в библиотеке, и задавал вопросы. Как потом выяснилось, вопросы для всех были одинаковые и даже шли в одной и той же последовательности. «Какие отношения связывали вас с Ульрикой, давно ли вы знакомы, как часто встречались, что делали в ночь убийства — минута за минутой, — не произошло ли во время вашего пребывания здесь нечто такое, что могло послужить непосредственным толчком к преступлению, знакомы ли вы — и насколько близко — с другими гостями». Прибывший ближе к вечеру отряд полиции методично обыскал парк и обследовал всю местность вокруг особняка. Послали за прислугой. Супруги приехали вечером в состоянии, близком к инфаркту.

— Вы кого-нибудь подозреваете, комиссар? — спросил, когда допросы закончились, Лонгфелло.

Вопрос был задан с фамильярной интонацией, словно Лонгфелло хотел подчеркнуть, что они с комиссаром ровня.

— Даже если б и подозревал, все равно бы не стал ничего говорить. Уж кому-кому, а вам бы следовало это знать. Вы не обычные подозреваемые. Вы пишете детективы. В вашем присутствии каждое преступление должно казаться более изощренным, чем на самом деле.

Потом комиссар протянул блокнот и попросил у него автограф.

— Напишите, пожалуйста: «Комиссару Фонтане», — добавил он.

Когда сели пить чай, за Лу приехало такси. Он попрощался с остающимися, не глядя никому в глаза. Лонгфелло потом сказал Анне-Марии:

— Это он. Голову на отсечение даю, что это он. И где только она его откопала? Ты хоть какую-нибудь из его книжек знаешь?

— Разумеется, знаю, — ответила она с негодованием. — Лу — самый многообещающий автор детективов в Америке. Временами твое невежество и зацикленность на самом себе меня пугают. Ты вообще читаешь кого-нибудь, кроме себя?

— Он как-то странно себя держал…

— Он был перепуган и в отличие от тебя этого не скрывал.

Лонгфелло вытащил из кармана платок и вытер лоб.

— Я и не скрываю. Просто не выношу, когда впадают в истерику. Пытаюсь хладнокровно во всем разобраться. Ты уверена, что… он — это он? Ты его раньше когда-нибудь видела? Может, кто-то другой выдает себя за него? — Джон Лонгфелло аккуратно складывал платок. — Вариантов нет: либо он, либо фрейлейн Шацки.

Тут в кухню вошел помощник комиссара и велел всем разойтись по своим комнатам.

— А курить можно? — злобно поинтересовался Лонгфелло; было видно, что он постепенно приходит в себя.

Им пришлось подождать, пока освободится столик. С. с мужем заказали какое-то острое блюдо из баранины, а дочь-вегетарианка — грибы в шпинате и брокколи с сыром. К этому — поджаренные лепешки с чесноком. Разговаривали мало, в основном разглядывали окружающих. Уже расплатившись, С. вышла в туалет. Моя руки, поглядела на себя в зеркало. И удивилась тому, насколько она непримечательна. Раньше она никогда не обращала на это внимания. Неказистая женщина средних лет, пытающаяся под светло-пепельным цветом волос скрыть седину. А как она одевается — типичная служащая. Но в конце-то концов, она и есть служащая. Эти блузки и жакеты, эти скромненькие сережки. Часы-браслет. Макияж, который подходит к любой одежде, ничего не выражает и не подчеркивает — тень цвета, тень макияжа. Глаза — тускнеющие, утрачивающие выразительность. Фигура — ни худая, ни полная, небольшой животик — в ее возрасте это допустимо. Очки в тоненькой золотой оправе, которые она надевает для чтения. Ходячая неприметность. Госпожа Никто.

Из туалета она вышла прямо в холл отеля. Уверенным шагом миновала стойку портье, возле которой Лу, склонившись, заполнял регистрационную карточку. На деревянной бирке ключа разглядела номер его комнаты — пятьсот с чем-то, пятый этаж. Она запыхалась, поднимаясь так высоко. И еще этот проклятый каблук — расшатался окончательно. По пути она искала то, что ей было нужно, но не нашла ничего, кроме тяжелой глиняной вазы на лестничной площадке. Не раздумывая, вылила воду на ковер, а цветы швырнула в темноту коридора. Ей удалось запихнуть вазу в сумку. Когда появился Лу с коридорным, тащившим чемоданы, она сделала вид, будто отпирает какую-то дверь. На нее не обратили внимания. Очень хорошо. Она подождала, пока уйдет коридорный, и решительно двинулась вперед, вытаскивая из сумки тяжелую вазу. Впрочем, ваза не пригодилась. Лу, как любой постоялец отеля, первым делом подошел к венецианскому окну и настежь распахнул створки. С. бегом бросилась к нему. Застигнутый врасплох, он даже не успел оглянуться.