В обличье вепря - Лоуренс Норфолк Страница 8

Времени думать нет. Охотиться — значит угадывать массы, направления, углы. Этот человек у нее за спиной, чуть левее. Она должна ударить чуть выше, чем следовало бы, заставить его колебаться: не то нагнуть голову, не то защитить лицо рукой. И перерезать ему горло. Водрузить его голову на дерево. А гениталии забрать с собою в качестве трофея. Она проворачивается на пятке, выставляя вперед другую ногу и поднимая руку. До сего дня она еще ни разу не дотрагивалась до мужчины, и ни один мужчина не дотрагивался до нее.

Но этот мужчина стоит так, что из-за спины у него светит солнце, черный силуэт на фоне ослепительно яркого неба. В руке у него меч. Аталанта осекается. Она чует его запах. Разве не точно так же она чувствовала запах Хюлея и Река? [77]Шлем с гребнем закрывает его лицо до самого подбородка, тело облито плотно прилегающим кожаным доспехом. Она отдает команду собаке — сиди тихо. Она безоружна, если не считать кривого ножа, слишком короткого, чтобы от него была хоть какая-то польза. Шансов у нее не осталось никаких. Она видит, как хватка на рукояти меча становится крепче, словно этот кулак тоже отлит из бронзы, и как ладонь, рука, плечи и все тело сосредоточиваются на мече. Он на голову выше ее, выше всех, кто нынче вышел на этот берег, за исключением разве что звероподобного Ида [78]. Ни единая часть его тела не движется, если не считать глаз, которые скользят по ее телу. Она ждет, когда он шелохнется.

Но вместо того чтобы сделать шаг вперед, он подзывает псов, одного за другим, по именам [79]. Тот, которого она сшибла на землю, откликается последним и обходит ее сторонкой, чтобы присоединиться к своре. Мужская тень скрывает ее практически без остатка. Нить ее жизни подрагивает в тени, убегая в спутанный клубок судеб, среди которых именно этой нет и не было. Она едва заметным движением переносит вес тела с ноги на ногу, и его тень сочится, словно жидкость, которая покрывает и пропитывает все ее тело, как незаметный ток подземных вод — или как оскорбление. Шаг назад, думает она, означает отступление. Но и оставаться в его тени тоже нельзя, ибо это можно понять как согласие. Она не знает другого тела, кроме своего собственного. Она знает движение — преследование, плоскую дугу стрелы. И отсутствие движения — ожидание, удар, слабеющую дрожь жертвы и последнюю судорогу, за которой покой. Что теперь?

И — звук шагов. Она слышит, как кто-то взбирается вверх по склону. В поле зрения появляется голова ее двоюродного брата. Аталанта замечает, как сузились его глаза при виде этой немой сцены. Меланион несет древки для стрел, целую охапку, ей в подарок [80]. Он бросает вязанку к ее ногам и пристально смотрит на замкнутого в доспех незнакомца. Она наблюдает за обоими. Чужак уступает, подается назад и влагает меч в ножны. Он снимает шлем, и тут она узнает его. Волосы густо-золотого цвета, отличительный знак того, кто их здесь собрал: Мелеагра [81].

* * *

Мужчины, оставшиеся на берегу, похожи на мастеровых. Они намасливают стрелы и подвязывают к ним перья. Они вычесывают из волос засохшую соль. Скоро их оружие будет таким острым, что можно будет резать мрамор и расщеплять травинки вдоль стебля. Лучники продавливают в земле глубокие ямки, пока сгибают лук, чтобы набросить на рог петлю. На этом берегу им не на что рассчитывать, кроме того, что они привезли с собой. Стоит луку выпрямиться и напрячься, и тетива гудит [82]. И — ни одного небрежного движения.

Когда Аталанта возвращается, они поднимают головы. Она идет, глядя прямо перед собой, а взбудораженная Аура держится к ней как можно ближе. Двое мужчин, ее тяжело ступающие спутники, идут следом. Мелеагровы псины толкутся у него в кильватере. Он поворачивает и идет от них прочь, вдоль берега. Лук лежит там, где она его бросила, но сумку кто-то перевернул. И содержимое разбросано по земле.