Лошадь на крыше - Наталия Терентьева Страница 8

— Наташ, ты слушай, что тебе говорят, и учись, а не возражай, — рыкнул на меня раскрасневшийся и взволнованный Серега.

— Ой…

Я так и не поняла тогда, что же привело его в ярость — своя собственная неосведомленность в этих вопросах или что-то иное.

Второй раз мы поговорили о высоких материях у меня дома. Джампер, переодевшись в «домашнюю» майку, которую привозил с собой, заезжая в гости, лежал у меня на диване и читал книжку «Кармические пути». Меня все подмывало спросить, понимает ли он хоть слово в том, что читает, но я сдерживалась. Стараясь не смотреть в окно, в котором было видно, как быстро, как неостановимо уходит лето, я гладила ненужное белье (я всегда спрашиваю свою маму: «Зачем ты гладишь полотенца, да вдобавок приучила к такой глупости меня?). А Окуджава под хорошее оркестровое сопровождение тянул душу своим „Го-осподи, дай каждому, чего у него не-ет…“. Я, чтобы совсем не затосковать, все-таки цапнула Джампера:

— Сереж, а ты хоть знаешь, за что Окуджава просит дать Каину раскаяние?

Джампер оторвался от «Кармы», с любопытством посмотрел на меня и спросил:

— А шо такое Кайин?

* * *

Но в Киеве молчание меня раздражало. Я ведь не просто так приехала. Джампер-то об этом и не догадывался, а я накануне отъезда взяла и крикнула по телефону Комарову: «Ты — подонок, понятно?». Он ведь и без того не появлялся у меня двести семнадцать дней и появляться больше не собирался. Только звонил иногда, чтобы проверить, наверное, отвечу ли я ему на его чужое: «Привет. Как дела?» Вот я и крикнула, неожиданно для самой себя, чтобы перестать ждать, что он спросит что-нибудь другое. И чтобы он перестал звонить и мучить меня своим чужим голосом.

Я приехала в Киев, и мне хотелось, чтобы Джампер вдруг оказался близким и нужным мне. Он ведь так старался стать близким мне. Как мог, старался… Но сейчас он упрямо и отстранение молчал и все включал странную музыку в стиле рэйв, с постанывающей певицей и нудными электронными пассажами.

— Заткни, пожалуйста, музыку, Сережа.

— Музычка что надо! Скажи, Натали?

— Мне — не надо…

* * *

В тот день было какое-то затмение, то ли лунное, то ли солнечное. Может быть, от этого к пяти часам дня сумерки, которые с самого утра висели в древнерусской столице, стали как-то жутковато уплотняться и мерцать.

Мы приехали в Печорскую Лавру. Одна, вторая, третья церковь… и моя тоска выкрутила мне все внутренности.

В Лавре я тогда оплакала все. И свое неудачное первое замужество, и предательство моего любимого Комарова, и Викину безусловную правду, и главное — безысходность и неправоту своей собственной жизни.

Джампер посмеивался и фотографировал меня.

* * *

— Натали, получились фотографии, где ты плачешь в Лавре, — позвонил он мне потом в Москву.

— Ну и как, Джампер, красивая я на этих фотографиях?

— Как всегда, Натали! На высшем уровне!

— Джампер, а ты взял бы меня с собой в коммунизм?

— Натали, ты будешь — номер два.

— А кто будет номер один, интересно?

— Номер один буду я!

* * *

У меня осталась кепка Джампера. На ней написано «Sports Professional», а по-нашему — «профессионал большого спорта». Он ее случайно забыл у меня на вешалке в прихожей. Я все хотела как-нибудь переправить ее в Киев, да так и не собралась.

* * *

Интересно, надевал ли Серега оранжевый платок во время украинской осенней революции? Женился ли он наконец и научился ли говорить по-украински? И простил ли мне, что я не знаю, не помню, никогда не задумывалась, что за человек был в моей жизни — Серега Дымченко. Бывший чемпион по прыжкам в высоту, смешной и нелепый, все пытавшийся повторить свой собственный рекорд, и год за годом сбивавший и сбивавший тонкую, легкую планку, почти невидимую, когда летишь к ней вверх ногами, в коротком отчаянном полете над землей…