Убить эмо - Юлия Лемеш Страница 8

Последний раз меня садировали в присутствии толпы народа запроколотый язык. На операцию я решилась по нескольким причинам. Одной изкоторых была двойка за сочинение по литературе. Я честно написала про сутьфилософии эмо. Как понимаю, так и написала. Даже с интернета почти ничего нетырила. Старалась быть максимально искренней. А училка сказала, что русский –на пять, а содержание не соответствует теме. Кстати, два и пять получаетсяотметка на три с половиной или на четыре с минусом, а влепили двойку.Несправедливо! Особенно когда твои мысли цитируют мерзким тоном на потеху всемуклассу. И они еще удивляются, что я так переживаю. А кто бы не стал?

Я взяла и проколола язык, чтоб хоть как‑то скраситьнегатив. Другая причина отважного похода к дыроколу заключалась в том, чтожелезка во рту помогает чаще ощущать себя живой. Когда что‑то мешает, томы неосознанно обращаем на себя внимание. И более чутко воспринимаемдействительность. Если у вас есть здоровые ноги, то вы про них вспоминаететолько тогда, когда в ботинок попадает камушек или новая обувь натирает мозоль.Кроме того, пирсинг языка намекает на возможность промолчать, когда говорить неследует. И еще, прикольно шокировать консервативных мещан. Они так забавноговорят «фу».

Но все‑таки, как ни крути, двойка стала спусковымкрючком для языковредительства.

Получается, что из‑за этой поганой двойки я потомдолго не могла говорить. У меня, оказывается, не то аллергия, не то инфекциюзанесли, не то я сама инфекция.

Язык был как арбуз и не помещался во рту. И слюни постояннотекли, как у дога в жару.

– Кроссовок съел, а изо рта шнурки торчат, –неумно пошутил выдающийся отличник Смирнов, цитируя какой‑то древнийанекдот.

И вовсе они не текли, я платком все время вытиралась. Но изорта пахло как‑то нехорошо, это факт. Если бы было с кем целоваться, тохорошего мало.

Мамаша грозилась найти дырокола и сдать егоправоохранительным органам за причинение вреда ребенку. Но я успела убратьжелезо, и она угомонилась. Мучения зазря. Гадость есть, а красоты никакой.

А Смирнов вообще‑то ничего, хоть и полный ботаник. Онникогда никого не осуждает и, если есть за что похвалить, – хвалит. Хотямне от его одобрения ни тепло ни холодно.

– Я не хвалю, я так комплименты делаю, –огрызнулся Смирнов, когда я ему все это высказала.

– Ну и пень ты, Смирник. Комплимент – это когдапривирают для поднятия настроения. Ну скажи, что у меня классная прическа?

Посмотрел угрюмо и молчит, гад.

– Ладно, проехали. А глаза красивые? – Если ещераз промолчит, врежу по его умной башке учебником. Или язык покажу, чтоб вобморок грохнулся.

– Глаза очень красивые, – быстро соглашаетсядогадливый Смирнов. – Яркие. Синие с зеленым. И ресницы очень густые. Идлинные. Почти как у меня.

– Поздравляю тебя с первым комплиментом в жизни. Сходив столовку, скушай пирожок.

– Я ничего не привирал, – признается Смирник.

– И зря. Тех, кто привирает, все любят. Запомни,пригодится.

– Спасибо, – поблагодарил этот смешной дятел иглубоко задумался.

Наверное, у него девушка появилась. Хотя представить себеэту особь я не в состоянии. Но если появилась, мои рекомендации ему точнопригодятся.

– И не стригись ты так коротко, – расщедрилась яна умные советы.

– Глаза у тебя действительно красивые, а про прическилучше говорить не будем, – ни с того ни с сего обозлился Смирнов.

Точно, девушку завел. И это правильно. Просто замечательно!Она скрасит его отравленные учебой будни. И они станут ходить, взявшись заруки, сидеть на заднем ряду в кино, есть мороженое в кафе.

А потом он ее бросит.

Потому что она – дура. Только дура может связаться с такимнеблагодарным типом, как Смирнов. Надо же – я ему правильные советы раздаю, аон ничего приятного про мою прическу сказать не может.

А потом начался тайфун.