Чосер - Питер Акройд Страница 8

Всевышним заклинаю вас не видеть

Дурного умысла в словах моих…

Ведь я лишь излагаю слова других,

И добрые, и злые…

А выбирать не тщусь,

Раз выбор – ваше дело.

В “Троиле и Хризеиде” он тоже прячется за вымышленным оригиналом: “Что рассказали мне, то и пишу”. Это манера истинного дипломата – вести дело так, как ему велено лицом вышестоящим, а порою, словно бы со стороны, шутить и иронизировать. Риторика диктует повествование, ведет руку Чосера, а он получает возможность как бы независимости – отвлекаться от текста, высвобождая и уводя из произведения собственную личность. Умел ли он с такой же легкостью высвобождаться из пут придворной карьеры? В насквозь театральном мире королевского двора каждый играл определенную роль, но ценилось мастерство игры.

В июне 1367 года Эдуард III наградил Чосера годовым содержанием в размере 13 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов. Судя по тому, что в документах Чосер именуется попеременно то “valettus”, то “esquier”, статус его к тому времени еще не был окончательно определен. В последующие годы ему презентовали зимнее и летнее платье, а также соответствующее его рангу платье для траура. По-видимому, его ценили достаточно, чтобы посылать с поручениями за границу. Летом 1368 года ему был выдан “пропуск” в Дувре. Есть предположение, что направлялся он в Милан, где принц Лайонел (после кончины первой своей жены) сочетался браком с принцессой Виолантой Висконти. В таком случае Чосер должен был в каком-то смысле приобщиться там к культу и “славного Фрэнсиса Петрака” (Франческо Петрарки). Петрарка тогда являлся жителем Милана, впрочем, обстоятельства и подробности этого путешествия Чосера остаются неясными.

Ясно, однако, что на следующий год Чосер едет во Францию в составе свиты Джона Гонта, направлявшейся туда “в военных целях”. Роль Чосера в истории долгой прерывистой и бесплодной вражды, названной впоследствии Столетней войной, никак не выявлена. Однако известно о получении им prest, то есть платы в 10 фунтов за службу. Связь Чосера с Джоном Гонтом знаменательна, а доказательством ее служит ежегодное содержание, которого его вскоре удостоил Джон Гонт. Последний еще семью годами ранее стал герцогом Ланкастером благодаря женитьбе на Бланш Ланкастер. Эдуард III после кончины своей супруги в 1369 году стал дряхлеть и все больше передоверять свои обязанности другим, в результате чего дворец Гонта в Савойе стал центром придворной жизни Англии; влияние Гонта так возросло, что каждый желал заручиться его дружбой и покровительством. В окружение Гонта Чосера вовлекло и еще одно событие. В 1368 году, вскоре после женитьбы на Виоланте Висконти, принц Лайонель умер, власть же Эдуарда III все больше ослабевала, и Чосеру понадобился новый покровитель.

Визитной карточкой, если можно так выразиться, послужило следующее. В 1369 году супруга Джона Гонта, Бланш Ланкастер, умерла от чумы, смерть ее пришлась на время, когда сам Гонт еще был на войне, но по возвращении в Англию он немедленно повелел каждый год отмечать ее кончину поминальной службой в соборе Святого Павла. Некоторые историки полагают, что умерла Бланш на год раньше, в 1368 году, а значит, военный поход Гонта был еще и досадным проявлением супружеского невнимания, которое, однако, никак не отразилось на реакции Чосера на ее кончину. Выразив свое соболезнование в поэме, названной “Книга герцогини”, красиво и элегантно воспев добродетели Бланш, поэт воздвиг ей памятник в певучих поэтических строках:

Изящество в ней было неизменно,

И равной мудрости у женщин не встречал.

Стиль поэмы заставляет думать о том, что предназначалась она для декламации, и, похоже, она действительно читалась на одной из поминальных служб в соборе. Тон поэмы весьма уважительный, но притом непринужденный, говорит о близких, хоть и не обязательно панибратских, отношениях, связывавших Чосера с Гонтом. Это произведение молодого, двадцати с небольшим лет, поэта, чей талант уже был широко признан, строится в форме видения или сна, форме, вполне отвечающей особенностям творческой манеры Чосера, всегда любившего иносказания и некоторую затуманенность смысла – сон – штуку безответственную, но там, где речь шла о “предметах высоких”, таких как горе, постигшее герцога Ланкастера, была уместна и желательна почтительная скромность.

Сама поэма принадлежит традиции французской любовной, amoureux, лирики, в частности, нашедшей воплощение у Машо в “Jugement dou Roy de Behaingne”. Вдобавок начальные строки поэмы повторяют начало “Parady dAmours” (“Рая любви”) Фруассара. Надо сказать, что во всем творческом наследии Чосера мы наблюдаем большое количество заимствований и переработок. Добрая половина его поэзии имеет источником произведения предшественников. И все же нам следует позабыть и отбросить современные воззрения на плагиат и пародийные подражания. Факт следования за признанным авторитетом для средневекового текста являлся гарантией его подлинности и ценности. Оригинальность как таковая достоинством не считалась, ценились пересказ и переформулирование старых истин. И все же “Книга герцогини” не есть прямая копия “Рая любви” или же прочих средневековых произведений, с которыми ее сравнивают. Суховатую размеренность стиха Фруассара Чосер преобразовывает в роскошную мелодичность, скучные длинноты Машо – убирает, изящные и эффектные риторические узоры, так любимые французами, а также непосредственные лирические излияния он сокращает, заменяя сюжетностью, повествованием и прямым диалогом. Иными словами, он впитывает в себя живительную влагу французских источников и, усвоив, амальгамирует их в английское произведение. Что и создает парадоксальность его творений: материал знаком, но созданное из него поражает новизной. Как выразился он сам, новый урожай на старом поле.