Братья - Крис МакКормик Страница 8

– И его тоже прикрой, – ответила женщина, указав на тщедушного мальчика в очках, что плелся вслед за ними.

Аво уже знал, что у нее сын его возраста, но мальчишка явно не тянул на пятнадцать. Сам-то Аво уже в двенадцать был ростом со своего отца, и привык, что он на голову выше своих одноклассников. А этот – пусть и дальний, но все же родственник – был не выше девчонки. Да еще и смотрел хмуро, что делало его похожим на старика, обреченного жить в детском теле. Аво внезапно захотелось вернуться к дяде и попросить его забыть о затее с отъездом. Как только он подумал об этом, маленький злюка по-джентльменски протянул ему руку, которую Аво осторожно пожал.

Мальчика звали Рубен.

Мина познакомилась с Аво несколько позже. Впервые она услышала о нем во время урока игры в нарды. На уроки вместе с ней ходил и Рубен, который считался одним из лучших учеников мастера Тиграна. Помимо утренних занятий перед школой, они три раза в неделю оставались у Тиграна на ужин, чтобы заниматься еще и вечером. Мина и Рубен были единственными из учеников, кого Тигран приглашал к себе в дом. К Рубену Тигран был очень внимателен, с Миной он ни разу не заговаривал просто так, разве что за исчерченной острыми треугольниками игральной доской. Но вот когда появился Аво, все изменилось.

Сначала жизнь Аво в деревне над Кироваканом была легкой и спокойной. До начала учебного года было еще далеко, соседи оказались добрыми и гостеприимными людьми. И даже то, что постоянно лили дожди, отчего стекла в окнах становились матовыми, словно во сне, ему нравилось. Он спокойно засыпал под звук бьющих о крышу капель. Никогда еще не спал так крепко! Отец Рубена восхищался его успехами на первенстве юниоров по борьбе, и не сводил с Аво глаз, пока тот ел. Аво много раз подмечал, что он сравнивает его со своим собственным сыном, которого мать избаловала настолько, что до сих пор аккуратно стригла ему ногти. Аво наслаждался отношением «суррогатного отца» к себе, ему было приятно, что он полноправный член семьи, что ему доверяют. Ему позволялось просматривать книги, которые хранились на высоко подвешенной лакированной полке. Рубен утащил с нее все толстые тома, так что на долю Аво остались тоненькие брошюрки. Но и этого хватало. Он растягивался на полу рядом с кроватью Рубена, постелив одеяло, и под шум дождя читал. Прозы тут не было – только стихи: Пушкин, Некрасов, Мандельштам… Тексты были набраны порусски, но на полях кто-то от руки написал переводы на армянский (уже потом Аво догадался, чей это перевод). Чтобы прочесть косые строчки, то и дело приходилось вертеть книгу. Он чрезвычайно гордился тем, что ему и самому удавалось переводить; чем больше он читал, тем легче было понимать строчки и каждое слово в отдельности. А вот стихов Ованеса Туманяна, чье имя Аво слышал еще дома от родителей, тут не было, но он даже был рад этому.

Аво боялся, что Рубен может неожиданно заглянуть ему через плечо и спросить, о чем там пишут. Но на самом деле Рубен почти никогда не задавал Аво никаких вопросов, и они избегали разговоров о смерти его родителей. О взрыве котла на текстильном предприятии Ленинакана в семьдесят первом и последовавшем за ним пожаре и так все знали, поэтому рассказы Аво, в некотором роде, оказались бы излишними. Зато сам Аво в первые дни своего пребывания в доме Рубена то и дело задавал новоприобретенному брату разные вопросы, ответы на которые Рубен неизменно сводил к трем своим любимым темам – нарды, история и возможность загробной жизни. Нарды казались Аво наименее мрачной темой, и он старался придерживаться хотя бы этого русла.

– Нарды – величайший вид спорта, – сказал как-то Рубен, вытягивая из-под своей кровати доску и поправляя очки. – Это не шахматы, которые, по сути, являются просто стратегией, и это не кости, игра азартная. В нардах равно важны и навыки, и случайность. Именно поэтому нарды очень напоминают жизнь.

– Ты это сам придумал? – спросил Аво.

Рубен поколебался, но все же ответил:

– Нет. Это сказал мастер Тигран. Но я с ним полностью согласен, – добавил он таким тоном, будто и сам был гением.

Аво не спорил, боясь, что тема разговора сменится на другое направление. Он даже покивал на то, что нарды – это спорт. А так – просто слушал, как Рубен объясняет правила игры, подкидывая в тщедушных руках два кубика размером не больше грецкого ореха.

Как-то посреди лета Аво проснулся от звука бьющейся посуды и громких криков. За стеной разворачивалась семейная сцена между родителями Рубена. Аво сел и потряс Рубена за плечо, однако тот не проснулся… или притворился, что продолжает спать.

После той ссоры Аво стал плохо спать. Но самое главное – к нему переменился отец Рубена. Поначалу называвший его своим вторым сыном, теперь он безустанно ворчал по любому поводу. А за стенкой каждую ночь твердил одно – как, мол, жена согласилась приютить столь дальнего родственника? Принять парня, который один способен сожрать больше, чем вся остальная семья! Мать Рубена мужу не перечила, просила только, чтобы тот умерил свой голос, иначе Аво может услышать. Умеряй не умеряй, Аво все прекрасно слышал. За пару недель отец Рубена восстановил генеалогическое древо и в два счета доказал жене, почему он не должен заботиться об Аво, жена – та пусть занимается.

Услышав это, Аво протянул руку и растормошил спящего Рубена:

– Слушай, уж не знаю, что я такого сделал, но теперь твой отец невзлюбил меня.

Рубен повернулся в его сторону, потянулся за очками и нацепил их на глаза.

– Ты тут совсем ни при чем, – сказал он. – Отцу перестали давать работу – ему больше не присылают учебники на перевод. Сам-то думает, что это из-за того, что он оставил в тексте упоминание об американской помощи после геноцида, потом редактор это вырезал. Но на самом деле он срывает все сроки, потому что пьет. И об этом знают абсолютно все.

В соседней комнате громко хлопнула дверь. На пол упало что-то тяжелое – то ли молоток, то ли чугунный горшок.

– И что, ты можешь спокойно спать, когда тут такое происходит? – спросил Аво.

И тогда Рубен рассказал ему о своих ночных похождениях.

За много лет до приезда Аво Рубен, еще ребенок, в разгар родительских ссор убегал из дому. Если ссоры происходили днем, он уходил в лес, прогуливая школу. Но бывало, что и ночью бродил по городу в полном одиночестве. Шел к памятнику Сергею Кирову, в честь которого был назван город, садился и разговаривал с ним, как с живым человеком, как с другом.

Однажды у памятника его застала мать. В тот раз ссора была совсем уж невыносимой: муж швырнул в нее книгой и стал угрожать, что подпалит себя собственной сигаретой. Он в своем уме? «Хватит», – подумала она. До этого она никогда и никому не рассказывала о своих семейных неурядицах, но теперь была исполнена решимости прямо сейчас забрать сына и вернуться в Ереван, чтобы жить там с родителями и братьями. Было поздно, она устала. Но ничего… Встань и иди.

Однако Рубена не было в постели. И тогда она выбежала под дождь, разбрызгивая грязь, бросилась в город, к дому мастера Тиграна – ну куда еще мог отправиться Рубен? Она уже понимала, что все равно вернется домой, что ее порыв бросить мужа прошел – и она винила в этом Рубена: и надо было ему куда-то пропасть… Но, увидев сына, бесконечно одинокого, как он сидит под зонтиком и разговаривает с памятником, она расплакалась. Жить с таким отцом, в такой стране… К тому же он такой хрупкий, цыпленок совсем… Два поколения назад лучшие представители народа были убиты, и Рубен был живым доказательством вырождения.