F20 - Анна Козлова Страница 8

Дорога и впрямь чудовищно Марину Александровну изматывала. Приезжая к нам, она раздевалась, распространяя сладкий дух классического парфюма, садилась за стол и, пока Анютик раскладывала тетрадки, интересовалась, нет ли у нас чего-нибудь поесть. Ела Марина Александровна все, ее устраивали и пирожные, и вчерашний борщ. Сто долларов скромно поджидали ее в конвертике в прихожей. Алгебра бывшую учительницу не слишком интересовала. Обычно она жевала, рассевшись за столом, и, засыпая учебники крошками, рассказывала, какой красавицей была в молодости, как за ней увивались мужчины и какие романы она закручивала на отдыхе в Гаграх и Дагомысе. Своего мужа, по имени Алик, Марина Александровна не слишком жаловала, к тому же, как я поняла, у них была не совсем здоровая дочь, и Марина Александровна утверждала, что в этом виноват именно Алик. Анютик, только чтобы не заниматься, подстегивала словесный поток училки, задавала наводящие вопросы, и в итоге мы тридцать пять минут слушали про грузина Гелу, который никак не мог успокоиться после секса с Мариной Александровной в номере гагрского пансионата и названивал с угрозами Алику, а в оставшиеся пять минут Марина Александровна быстро решала заданные Анютику задачки, попутно объясняя свои действия.

– Это же элементарно! – приговаривала она.

В тот вечер пошел дождь, и мама полтора часа мокла у подъезда, не в силах загнать Лютера домой. Зонтик она не взяла. Вернувшись, мама выдвинула Толику ультиматум: или он начинает воспитание собаки, или она, когда Толик в очередной раз пойдет в ПНД на уколы, отвезет Лютера на окраину и там выкинет, потому что он, конечно, очень хороший пес и мы все его полюбили, но так жить больше нельзя. Вряд ли Толик поверил, что мама сможет выкинуть Лютера на улицу, но и его пес прилично достал. На следующий день мама нашла в интернете телефон частного кинолога по имени Алексей Ивашов, который взялся перевоспитать Лютера индивидуально.

Алексей оказался уголовного вида парнем в спортивных штанах с провисшими коленками; когда он говорил, немного скашивая на сторону рот, в глубине мелькал золотой зуб. Опыт его работы с собаками никто, конечно, не догадался проверить, но на Лютера он действовал подавляюще с самого начала. А началось все с того, что Алексей позвонил в нашу дверь, мы с Анютиком открыли ее под громоподобное гавканье Лютера, а затем продемонстрировали кинологу наше, так сказать, классическое гуляние. Лифт, битки в подъезде, беготню на улице, ожидание и финальное ссанье на восьмом этаже. Алексей, я думаю, был впечатлен.

Он сказал, что первым делом мы должны научить Лютера подходить к нам на улице. Для этого требовалось не кормить его два дня, а потом выйти на прогулку с полными карманами колбасы и приманивать его ей. За каждый подход давать кусочек, и таким образом Лютер поймет, что бежать к хозяину, когда его зовут, вовсе не страшно, а даже и приятно.

Лютер не очень понял, почему его миска не наполняется печенкой и геркулесовой кашей. Сначала он печально лежал рядом с ней, потом пытался выпрашивать у стола, но Толик так на него рявкнул, что он убежал в коридор. Через два дня снова приехал Алексей, и мы, как и договаривались, вышли во двор, где начали швырять ослабевшему Лютеру нарезанную на какие-то голубиные порции салями. Особенного рвения в учебе пес не проявлял, но Алексей уверял, что положительный сдвиг налицо. Потом мы втроем сели на скамейку, Алексей закурил.

– А у вас есть собака? – спросила Анютик.

– Да, – ответил он, – немецкая овчарка.

– Она слушается? – сказала я.

Алексей презрительно скосил рот.

– Девочка, даже если по улице будут ходить слоны, она будет смотреть только на меня.

В этот момент околачивавшийся рядом Лютер вдруг подпрыгнул и вцепился Алексею в лицо. Мы с Анютиком даже не успели вскрикнуть. Алексей вздохнул, ткнул Лютера кулаком в грудь, тот отлетел, и мы увидели разорванный в клочья нос кинолога. Кожа свисала лоскутками, из-под нее толчками выходила кровь, все вместе это напоминало тарелку со спагетти болоньез. Алексей вскочил со скамейки и, прижимая ладонь к носу, побежал со двора. Лютер, виляя хвостом, подошел к нам. Я выгребла из карманов остатки колбасы и отдала ему.

Вечером случился скандал. Маме позвонил Алексей и сказал, что в травмпункте ему наложили пятьдесят швов. Он потребовал моральную компенсацию в размере почему-то тридцати тысяч рублей, а иначе собирался подавать на нас в суд. Мама орала, что Лютера надо немедленно усыпить, мы с Анютиком рыдали. Толик мрачно курил, а потом сказал, что кинолог – мудак и еще бы Лютер на него не кинулся, если его два дня не кормили. Мама на всякий случай плотно накормила Лютера.

На следующий день к нам пришла Марина Александровна, и я принесла ей винегрет с черным хлебом. Плавно потек рассказ о Нугзаре, с которым Марина Александровна трахнулась в купе поезда, следовавшего по маршруту Москва – Батуми, и прервал его новый бросок Лютера – на этот раз он, к счастью, прокусил всего лишь щеку. Ситуация выходила из-под контроля. Лютер бросался без предупреждения и, что самое неприятное, – сразу в лицо. Марину Александровну заткнуть было сложнее, чем Алексея, к тому же на ее сторону встала бабушка. Она сказала, что это просто хамство и дебилизм, – чтобы педагог приходил в дом, а там его кусала такая вот беспардонная собака. Мама названивала каким-то своим знакомым в Ногинск, которые сто лет назад говорили ей, что у них там хозяйство и нужна сторожевая собака. В Ногинске никто не брал трубку. Толик сказал, что и он согласен, так дело не пойдет. Но все-таки Лютер – его любимец, он его на ладошке держал, как-то жестоко его сразу в Ногинск. Надо дать ему последний шанс, всем немножко успокоиться, может, и он тогда перестанет рвать людям морды.

Спокойствие длилось ровно неделю. В пятницу мама с Толиком праздновали годовщину своих романтических отношений. На столе были свечи, торт в форме сердца, салаты из кулинарии и мясная нарезка. Пили белое вино, причем настолько увлеченно, что к девяти вечера выпили две бутылки. На такие случаи в соседнем с нашим доме существовал “Ароматный мир”, но там была загвоздка в виде кассирши. Одна кассирша была нормальная и легко отпускала бухло мне или Анютику, когда нас туда посылали, а другая почему-то артачилась. Мама с Толиком не знали, какая именно кассирша работает сегодня, и решили идти за вином самостоятельно, чтобы не терять времени, на случай, если нас с Анютиком развернет эта недотраханная стерва.

Мама вошла в магазин, а Толик с Лютером на поводке ждали ее на улице. В зале действительно сидела плохая кассирша и зло косилась на маму, выбиравшую полусухое вино из ЮАР. Наконец мама с Толиком, обнявшись, пошли к подъезду под воркование бутылок в пакете, как Толик вдруг поскользнулся и упал. Ничего страшного, даже не ушибся, просто потерял равновесие. Однако этого хватило, чтобы Лютер бросился на него и чуть не прокусил ему горло. Толик увернулся, и собачьи челюсти сомкнулись на воротнике его куртки. Мама от неожиданности ударила Лютера пакетом по голове – тоже удачно: Лютер отскочил, а вино не разбилось. Они вернулись втроем домой, открыли новую бутылку, но нам с Анютиком стало понятно, что это конец. Мама принесла на кухню ноутбук, они что-то искали, а потом звонили. Я услышала, как мама спрашивает: