Как мы не стали бандой - Глеб Черкасов Страница 8

На российские экраны выходит «Хоббит: битва пяти воинств».

Четырехлетний Квака с интересом смотрел за тем, как папа сосредоточенно водит кисточкой по большому листу бумаги. Минут пять назад он пытался принять посильное участие в веселье, но папа, всегда с радостью рисовавший вместе, почему-то в этот раз его отсадил. Квака сначала решил обидеться и заплакать, но потом увлекся наблюдением.

Дима не хотел расстраивать сына, но хорошего ватмана с партийных времен оставалось мало. Просто так, даже на Кваку, потратить его было нельзя.

Партии, собственно говоря, уже не было. Кто-то взял себе свидетельство о регистрации, кто-то кассу, в которой, скорей всего, ничего не было. Дима не хотел мародерствовать, но в последний момент, перед эвакуацией офиса, нашел два ящика со всем, что было нужно для наглядной агитации. Заметивший его колебания, теперь уже совсем бывший депутат подбодрил его: «Бери, бери, с сыном порисуешь».

Сдулось все за пару лет.

В 2011 году Хубариев с однопартийцами ходил сначала на Болотную, а потом на Сахарова. Соседство либеральчиков, левых и просто дамочек в дорогих шубах его несколько смущало. А когда на втором большом митинге на трибуну вышла Ксения Собчак, Дима и его соратники с удовольствием засвистели и заулюлюкали. Впрочем, в отличие от радикального крыла партии, Дима считал, что люди вокруг в массе своей хорошие, только заблуждающиеся.

На президентских выборах Хубариев записался в наблюдатели и совсем не удивился, зафиксировав на своем участке победу Путина. К нему он по старой памяти относился неплохо.

Игрища кончились в мае на Болотной. Дима сначала толкался с ОМОНом, потом прорывал оцепление, потом отступал по набережной…

— Как там мой Квака? — Люся не умела ходить бесшумно, но Хубариев так прочно задумался, что не услышал, как открылась дверь.

— Люка, Люка, — радовался Квака, махая рукой Диме, он же Дука.

Прозвища им придумал сын, по родительскому недосмотру не спавший, когда папа с мамой вечером сели пересматривать «Звездные войны». Родители не возражали, новые имена отлично рифмовались с Квакой — это прозвище Костя Хубариев заработал в три месяца.

Дима поставил лист ватмана сушиться, кивнул Люсе, чтобы она не пускала к нему Кваку, и, подхватив телефон, пошел на лестничную площадку. Перед тем как набрать номер, выкурил полсигареты.

— Широпан, добрый день, это Картонин, нет ничего особого не случилось, хотя… тут такое… Я завтра на митинг иду… не, не протеста, даже не митинг, одиночный пикет, нас там несколько будет… не протеста, не политический, но там единоросс гад… Хорошо, по порядку… Мы в жилье на уровне котлована вложились… Да, я и Люся практически все вложили, нам жить тесновато… Ну вот, а застройщик нас кидает, обещали еще в 2013-м, но теперь, кроме котлована, ничего, а он банкротиться решил… Мы уж и письма писали… Спасибо, что понимаете… Вот завтра к его офису на одиночный пикет… никакой политики… да, конечно, подумайте… ага… Нет, Квака нормально, ноги почти в норме… занимаемся… Как раз почему жилье нужно… ему бы стенку для занятий… (Смеется.) Понимаю, что к стенке всегда успеем… Да, очень… спасибо… мы там без шума… Спасибо, что понимаете: мы правда без политики… Человека пришлете? Спасибо… главное, чтобы не ОМОН… А письмо потом писать? Позвонить? Хорошо, хорошо, спасибо, до завтра, ой, что я — позвоню, и вы всегда звоните.

Закончив разговор, Дима закурил, как выяснилось, уже третью сигарету.

Летом 2012 года, когда он сидел дома и приводил в порядок несколько запущенный из-за революционных дел кинологический форум, посетитель под ником Широпан очень убедительно попросил о встрече.

Полковник расследовал «попытки свержения конституционного строя», осуществляемые в том числе и партией, в которой активничал Дима. Подстрекательство к мятежу, участие в массовых беспорядках и драка с омоновцем (что ты там носишь в портфеле, как ты этого гавкнул по кумполу, по портфелю тебя и вычислили) тянули на срок. По городу прошли первые аресты.

Полковнику, впрочем, совсем не хотелось, чтобы такой хороший человек стал бы подследственным и уж тем более осужденным. Гражданину Хубариеву предлагалось подписать ничего не обязывающую бумагу о сотрудничестве. Тем более что, — тут товарищ полковник перешел уж совсем на доверительный тон, — такие бумаги подписали уже многие оппозиционеры, в том числе и в больших антиправительственных чинах.

Полуторагодовалый Квака то и дело болел, Люся одна бы не справилась. Бежать было некуда. Защиты от очевидно бестолковых товарищей по партии ждать не стоило. Дима подписал бумагу, получил агентурную кличку.

И ничего не случилось. Их партию зарегистрировали без всякого, надо сказать, толку. Дима ходил на собрания и оппозиционные митинги, но делал это, скорее, по инерции. И нарываться не стоило, и поводов для протеста, с точки зрения Хубариева, становилось все меньше. После каждого мероприятия он писал докладную. Пару раз закашивал и митинги, и объяснительные, мотивируя болезнью Кваки.

Полковник сочувствовал и даже помог с врачами для ребенка.

Присоединение Крыма Хубариев приветствовал изо всех сил. О чем и сказал согласному с ним Широпану.