Психодел - Андрей Рубанов Страница 79

Она ехала, странно спокойная. Одной рукой рулила, другой сжимала телефон. Маша умоляла звонить ей как можно чаще.

Утром пришлось потратить почти три часа, чтобы привести подругу в более-менее нормальное состояние и подготовить к походу в милицию. Мила хотела сопровождать – но Шамиль отговорил.

Шамиль очень помог, она позвонила ему еще накануне. Не ходите на допрос толпой, сказал он, ходите поодиночке. Так лучше. Сначала пусть одна сходит, потом другая. Чего нам бояться, спросила Мила, мы же не убивали. Конечно, не убивали, ответил шеф, только следователь этого не знает. Тут Мила не выдержала, закричала. Ее ведь тоже могли, вместе с ним!.. Не кричи на старого татарина, ответил Шамиль. Сидите по домам и никому дверь не открывайте. Судя по всему, это бытовуха, убийцу возьмут сегодня-завтра.

Монахова была словно каменная. Ничего нового не рассказала. Утром прошедшего дня Мудвин встал ни свет ни заря, подтопил остывший за ночь дом и уехал, какой-то был у него намечен разговор важный, насчет близкого товарища; днем обещал вернуться и побыть с ней, а поздним вечером опять должен был уехать, на этот раз – в Москву, к себе в квартиру, еще один важный разговор – в общем, кругом одни важные дела, и Маша тогда устроила ему сцену: что это за жизнь, утром – один важный разговор, вечером – другой, а любимая женщина, значит, днем, в промежутке? И отправилась по магазинам; весь день шарилась, по темноте приехала – а он уже холодный, мертвый, и кровь по всей кухне, черная, липкая... Убили в середине дня, кто-то свой. Мудвин сам открыл убийце и калитку, и дверь. Пили чай, на столе две чашки, конфеты... Убийца при входе ботинки снял...

Неизвестный зарезал опытного спортсмена, мастера восточных единоборств, одним ударом ножа в шею.

Мудвин сидел за столом, а неизвестный зашел ему за спину, схватил с кухонной стойки нож и ударил.

Не помог, значит, черный пояс, не помогли глаза на спине, не помогло шестое чувство.

«Знаю, кто этот неизвестный» – подумала Мила. И решила, что всё нужно делать прямо сейчас. Кто понял жизнь, тот не спешит, но когда надо – летит, как молния, опоздаешь – пропадешь.

Опера сняли с Монаховой всю информацию сразу, еще вчера, но едва узнали, что жертва преступления – призер первенства Москвы по каратэ, потеряли интерес к его сожительнице и помчались отрабатывать спортивные связи убитого. Боксеры, борцы и прочие профессионалы мордобоя плотно связаны с криминалитетом; сыщики решили копать среди приятелей по клубу, тренеров, промоутеров, держателей тотализатора и прочих жучил.

Внешне убийство выглядело как бытовое, профессиональный киллер не будет при входе в дом снимать ботинки и надевать тапочки, не бывает таких киллеров; впрочем, по нынешним бестолковым временам бывает всякое.

«Знаю, кто был в тех тапочках», – думала Мила, приехавшая, уже заполночь, в дом, где четыре месяца назад она в обнимку с Машей прыгала вокруг новогодней елки.

Увезла подругу к себе, втащила в квартиру, а там – еще один сюрприз: на лучшем диване храпит прекрасный принц, грязный, морда в синяках, штаны изгажены, воняет сивухой. Пробовала растолкать, била по морде полотенцем – в ответ доносилось только горловое бульканье.

Ушли в другую комнату, выпили водки, Монахова, наконец, очнулась от шока и вспомнила про любящего папу, позвонила, и папа немедленно прибыл и забрал дочь в родительское гнездо, на ходу телефонируя адвокатам и «опытным людям». Не дай бог, дочь попадет под подозрение, в конце концов, и у нее был мотив, сама ведь призналась, что меж нею и убитым произошел скандал...

«Знаю, у кого есть мотив», – думала Мила, уже утром. Опять пробовала привести принца в сознание – тот вроде бы очнулся, что-то лепетал, но смотреть на него было невозможно; мужика словно каток переехал. Собралась кое-как, посмотрела за окно – улицы забиты, побежала к метро, спустя час уже была на «Полежаевской», в квартире родителей Маши, посидела до полудня, обменялась дежурными фразами с пузатым лохматым папой, причем папа тут же стал давать наставления, как следует обращаться с ранимой и наивной Машенькой и какие меры предпринимать, чтобы всячески оградить ранимую и наивную от подозрительных мужчин и от попадания в столь отвратительные истории; пришлось папу послать, практически матом, и уйти.