Волшебная сказка Нью-Йорка - Джеймс Патрик Данливи Страница 78

— Да. Очень красивые, твердые, и я человек сострадательный, мадам. Но мне почему-то кажется, что мы с вами ужасным образом ошиблись друг в друге.

— Неужели вы даже эрекции не испытываете, совсем.

— Понимаете, у меня сейчас столько забот на уме, что я как-то и внимания не обратил.

— Дайте, я потрогаю.

— Нет, пожалуйста, не надо. Там все в порядке.

— Тогда давайте я вам бедра покажу. У меня очень хорошие бедра. Ни жира, ничего. Как налитые.

— Не стоит этого делать, мадам, я и так вижу, что вы восхитительно сложены.

— Вы не представляете, какой несчастной я иногда себя чувствую. Ну, и ладно. И пусть.

— Прошу вас, мадам, не нужно плакать, все еще будет хорошо. Просто с моей мамой бывает сложно договориться.

— Ох, какое мне до этого дело, не надо ничего говорить. Зачем мне ваши извинения. И ведь я действительно умею любить. А вы, я даже не знаю, может быть, вы какой-нибудь извращенец.

— В общем-то да, совсем немножко. Но главная причина в том, что мне не хочется по возвращении получить чем-нибудь тяжелым по голове.

— Вы голубой.

— Как вам сказать, не очень, но все-таки.

— А я-то какой себя выставила идиоткой. Вы же отлично знали, зачем я вас к себе приглашаю.

— Не знал. Я проводил вас, потому что вы меня попросили. Как поступил бы любой джентльмен с юга, если бы женщина попросила, чтобы он ее защитил. У меня есть правила. Я, например, ни за что не взял бы денег.

— Не делайте вид, будто вам не нужны деньги. Вы такое же ничтожество, как я. Глава отдела, скажите на милость. А мне наплевать, даже если кто-то меня убьет. Лишь бы я могла тем временем его целовать. Больше мне ничего не нужно. Когда этот убийца явится, черный, волосатый или жирный. Я буду целовать его, пока он меня убивает. Потому что он окажет мне черт знает какую услугу. А вы убирайтесь, уходите отсюда. И бросьте вашу дурацкую мадам, будто я старуха какая. Оставьте меня.

Лилия опускается на зеленый диванчик. Короткие белые кружевные рукавчики. Большая складка на животе переливается через поясную резинку туго натянутых колготок. Клочья утыканных заколками волос свисают на шею. Слезы текут по лицу. Руки стиснуты под грудями. Две лампы под остроконечными абажурами из черного шелка. Скорбный алтарный свет, горящий по обе стороны от окна в дальнем конце крохотной комнатки. Гудит кондиционер. Воздерживаюсь от вызванного маринадами и салатом из сырых овощей желания пукнуть и тем еще сильнее замарать ее жизнь. Самое малое, что я могу для нее сделать. Пока содрогаются белые плечи этой гражданки нашего города. У которой по сторонам от запястий свисают две не тронутых чужой рукой мясистых сумы. Странно красивых в своем сиротстве. Слезы текут уже по сосцам. Помедлив, срываются каплями вниз. Маленькие самоубийцы. А она ожидает, когда придет убийца, чтобы принести священную жертву. Которая продлит существование этого города. Лишив тебя всех тщеславных обманов жизни. Псы станут лизать твою кровь. Вернись, прикоснись к ней, утешь. Скажи, к чему так переживать. В одном из окошек Бронкса каждый год в июле появляется надпись «Счастливого Рождества». Сбивая с толку и без того замороченных пассажиров поезда. А если проехать дальше в ту сторону, то увидишь над входом в приемный покой больницы Белвью другую надпись — «Выхода нет». Веди себя с женщинами по-джентльменски, всю свою жизнь. Если у нее голод по члену, накорми.

Если отстала от моды, одень. А когда она спросит, почему бы тебе не поднести мне сюрприз. Двинь ей так, чтоб легла и не встала, разнообразия ради. И пробуди от сна на лужайке, где она сможет любоваться красивым штакетником. Покамест ты подстригаешь траву вокруг пьедестала. Готовя его к той минуте, когда она, затвердев, обратится в статую.

Боготворимую, как того вечно хотела она, больше уже не льющая слез.

После

Ухода

Убийцы