Сто тайных чувств - Эми Тан Страница 78

Когда я добираюсь до вершины, Саймон уже в туннеле, который очень похож на предыдущий, только более старый. Или, может, разрушенный? Часть стены просела, и, похоже, не из-за естественных процессов, а в результате пушечной стрельбы.

— Оливия! — кричит Саймон с той стороны. — Иди сюда! Ты не поверишь!

Я бегу через туннель, и, когда оказываюсь на той стороне и гляжу вниз, передо мной открывается картина, которая и завораживает, и леденит кровь одновременно, сказочная страна из моих кошмаров. Она совсем не похожа на ту спокойную, залитую солнцем долину, которую мы только что миновали. Это узкое глубокое ущелье с отвесными стенами, бугристыми, словно неприбранная кровать под клочковатым одеялом из мха, на которой причудливым образом сочетаются пятна света и мрачные тени.

Глаза Саймона оживленно блестят.

— Здорово, правда?

Там и сям возвышаются группы скал. Они похожи на памятники. Или это навеки застывшие солдаты? А может, это китайская версия окаменевшей Лотовой жены? Столпы, символизирующие человеческую слабость, окаменевшие останки тех, кто пробрался сюда и осмелился оглянуться назад.

— Посмотри на эти пещеры! — восклицает Саймон. — Должно быть, их здесь сотни.

И действительно, в ущелье, со дна и до самого верха, сплошные трещины и расщелины, пещеры и выбоины — похоже на полки с урнами в огромном доисторическом морге.

— Невероятно! — удивляется Саймон. Я знаю, он сейчас думает о пещере Кван. Он спускается по тропинке, скорей напоминающей колею с каменистыми уступами.

— Саймон, я устала. У меня ноги болят.

Он оборачивается:

— Жди меня здесь. Я на пять минут, только брошу взгляд. А потом мы вместе пойдем домой. Ладно?

— Только пять минут! — кричу я. — И не заходи в пещеры.

Он быстро спускается вниз. Что толкает его на такое безрассудство? Видимо, тут все дело в биологической разнице между мужчиной и женщиной. Женский мозг использует более высокие, развитые функции — этим объясняется их чувствительность, доброта, в то время как мужчина доверяет более примитивным инстинктам. Увидел гору, иди в гору. Почуял опасность, иди на нее. А потом раскури трубку. Я терпеть не могу, когда он бывает так беспечен. И все же не могу не признать, что это равнодушие к опасности, упорное преследование цели, невзирая на последствия, чертовски соблазнительно. Именно такие мужчины меня привлекают: взбирающиеся на Гималаи, переплывающие в джунглях реки, кишащие аллигаторами. Я, безусловно, не считаю их отважными. Они безрассудны, непредсказуемы, ненадежны. Но, подобно гигантским волнам и падающим звездам, они придают остроту нашей жизни, которая иначе была бы размеренной, как прилив, рутинной, как смена дня и ночи.

Я смотрю на часы. Прошло пять минут. Потом десять, пятнадцать, двадцать… Где он, черт возьми? В последний раз я его видела, когда он спускался к тем гроздьям скал-солдат или как их там. Он зашел за кустарник, и я потеряла его из виду. На мою щеку падает капля. Другая шлепается на куртку. Через секунду дождь начинает хлестать как из ведра. «Саймон! — ору я. — Саймон!» Я думала, что мой голос отзовется в скалах, но он звучит сдавленно, приглушенный дождем. Я прячусь от дождя в туннеле. Дождь идет стеной, в воздухе металлический запах — от вымываемых из скал минералов. Вершины и склоны темнеют, начинают блестеть. Вода, стекающая со склонов, образует ручейки, которые увлекают за собою камни. А что, если это наводнение? Я проклинаю Саймона за то, что он заставляет меня так волноваться. Но через минуту меня охватывает паника. Я должна выйти из укрытия и отправляться на поиски. Я натягиваю капюшон, выхожу прямо под дождь и шагаю по направлению к склону.

Я надеюсь на бескорыстную храбрость, которая по идее должна бы овладеть мной и помочь спуститься по склону. Но когда я заглядываю в темное ущелье, меня начинает трясти от страха. Страх проникает под кожу, парализует и тело, и разум. В горле что-то сжимается, и я начинаю громко молиться: «Пожалуйста, Господи или Будда, кто там… Сделай так, чтобы он немедленно вернулся. Я этого не вынесу. Сделай так, чтобы он вернулся, а я клянусь…»

Передо мной, будто из ниоткуда, появляется Саймон. Его волосы, куртка, джинсы насквозь промокли. И вот он стоит, пыхтя, словно пес, который хочет еще поиграть. Облегчение уступает место ярости.

Мы бежим к туннелю. Саймон стягивает куртку и выжимает воду из рукавов, устроив на земле небольшой потоп.

— Ну, и что нам теперь делать? — раздраженно спрашиваю я.

— Согревать друг друга, — его зубы стучат. Он прислоняется к стене туннеля, притягивает меня, спиной к своей груди и обхватывает обеими руками. Руки у него ледяные. — Ладно, расслабься, — он начинает мягко покачивать меня, — вот так, так получше.

Я пытаюсь восстановить в памяти нашу утреннюю близость — нежданное счастье, хлынувшие на свободу чувства, которые так долго копились внутри. Но сейчас каждый мускул моего тела напряжен, я чувствую себя скованно. Как я могу расслабиться? Как я могу не думать о том, что случилось? Ведь для этого необходимо полное доверие.

А потом мне в голову приходит ужасная мысль: спал ли он с другими женщинами с тех пор, как мы расстались? Конечно, спал! Парень не может и двух дней прожить без секса. Несколько лет назад мы наткнулись на вопросник в журнале под названием «Интимная жизнь вашего партнера», что-то вроде того. Я прочитала Саймону первый вопрос: «Как часто ваш партнер занимается мастурбацией?» Мысленно я уже вычеркивала ответ «Редко или никогда», как вдруг он ответил:

— Три-четыре раза в неделю. Зависит от…

— От чего зависит? — съязвила я. — От погоды?

— От скуки, по большей части, — ответил он. А я подумала: два раза в неделю со мной — это скучно?

А теперь я спрашиваю себя: сколько женщин успело ему наскучить с тех пор, как мы расстались?

Саймон массирует мою шею.

— Господи, ты такая напряженная. Чувствуешь?

— Саймон, знаешь, сегодня утром…

— Ммм, это было чудесно.

— А ты не думаешь, что нам следовало использовать презерватив?

Я надеялась, что он ответит: «Зачем? Я ведь стреляю холостыми. Ты же знаешь». Но он вдруг задерживает дыхание. Его руки замирают. А затем он берет меня за руку:

— Мм, да, я как-то забыл.

Я зажмуриваюсь. Стараюсь дышать ровно. Я собираюсь спросить его. Что бы он ни ответил, я смирюсь. К тому же я сама не святая. Я спала с этим придурковатым директором по маркетингу, Риком — хотя на самом деле нам даже не потребовался презерватив, лежавший на ночном столике, ибо его «отбойный молоток», как он именовал свой вялый пенис, объявил бессрочную забастовку. Раньше, по его словам, этого никогда не случалось, никогда. Я чувствовала себя униженной, особенно после того, как с помощью притворных вздохов и судорог имитировала оргазм.

Саймон приближает губы к моему уху. Его дыхание похоже на шелест моря в раковине — воспоминание, навеки заключенное в оболочку.