Мика и Альфред - Владимир Кунин Страница 78

— А я тебе и не звонил… — растерянно возразил Мика.

Бавли недоверчиво ухмыльнулся:

— А с чего бы это я примчался рано утром на Московский вокзал тебя встречать?! По наитию, что ли?!

— Вот и я тогда подумал на вокзале — с чего это Яшка меня встречает?…

— Хорошо же ты, наверное, тогда в Москве надрался с вечера, если ни черта не помнишь! Классический пример посталкогольной амнезии…

… Когда Мика остался с Альфредом наедине, он спросил:

— Твоих рук дело?

— Да! — с вызовом ответил Альфред. — У тебя есть возражения?

— Альфредик… Ну какие у меня могут быть возражения, спаситель ты мой? Непрочитанная ты моя книга. Что ни день — то новая страница!.. В следующий раз, когда ты с кем-нибудь будешь договариваться моим голосом, предупреждай меня. Чтобы я потом не чувствовал себя идиотом. Ладно?

* * *

Ах, как прав был Яша Бавли! Все, что еще вчера имело вес и ценность, сегодня катастрофически теряло какой-либо смысл…

Мика отдал свой заграничный паспорт в иностранную комиссию Союза художников, там же заполнил анкеты, там же отыскалось несколько старых Микиных фотографий от прошлых поездок, посудачил с одной симпатичной бабешкой — переводчицей с испанского, уже давно работавшей в иностранной комиссии. Это она однажды спросила Мику перед каким-то оформлением за очередной рубеж:

— Михал Сергеич, у вас никаких изменений в жизни не произошло? Я могу писать «объективку» с прошлой поездки?

Сын Серега тогда проходил военную службу в погранвойсках, куда пристроил его Микин приятель-кагэбэшник. Там же Серега, как и положено было, вступил в партию.

— Вроде бы никаких изменений, — пожал плечами Мика. — Разве что вот только Сережка мой стал членом партии, там, у себя в армии…

— Ага! — деловито сказала эта симпатяга на полном серьезе. — Значит, теперь будем писать во всех анкетах: «Поляков — отец коммуниста».

Там же, в Союзе художников, Мика запасся официальным письмом, подтверждающим, что «…заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии, член Союза художников М. С. Поляков выезжает в Федеративную Республику Германию в творческую командировку…».

Так как Габриэль обещал Мике сразу же по приезде организовать выставку его работ, Мика отобрал сотни полторы рисунков, карикатур и оригиналов книжных иллюстраций, на всякий случай захватил пару книжек со своим оформлением для презентов, погрузил папки в машину и поехал в Ленинградское отделение Министерства культуры. Там за симпатичную трепотню, книжки с автографами и копию письма Союза художников две кокетливые чиновные дамы охотно проштемпелевали с обратной стороны все полтораста работ Мики Полякова большой квадратной печатью со словами «Разрешено к временному вывозу». Таким образом исключив все вопросы на грядущем таможенном досмотре.

Вечером того же дня позвонил, а потом и приехал с вечной бутылкой коньяка старый Микин друг-приятель Степа — генерал-майор КГБ.

Недолго проходил Степан в генералах — года два-три, что ли… Волна преобразований и перестройки ощутимо коснулась и этой могучей организации: полетели чуть ли не все старые кадры. В том числе и Степан.

Мика возился в кабинете, а Степан уже привычно расставлял в кухне тарелки, готовил закусь, но рюмки не смог найти и крикнул:

— Мишаня! Где у тебя теперь рюмаши?

Но Мика не слышал. Он вместе с Альфредом отбирал дипломы прошлых выставок и книжки, оформленные им и награжденные за это оформление, и иллюстрации с дипломами и призами разных стран.

— Мишка!!! Елки-палки!.. Не докричаться… Где рюмки, спрашиваю?! — еще громче завопил из кухни бывший генерал Степа.

Только Мика хотел было ему ответить, как вдруг неожиданно, совершенно МИКИНЫМ ГОЛОСОМ Альфред прокричал на всю квартиру:

— Наверху, в шкафчике над холодильником! Достань только одну! Я пить не буду…

И уже СВОИМ ГОЛОСОМ тихо сказал Мике:

— Пить ты не будешь до тех пор, пока не пройдешь полного обследования там, в Мюнхене. Это не мой каприз. Так велел доктор Бавли.

Было хорошо слышно, как в кухне бывший генерал Степа сочувственно матюгнулся. Мика удивленно покачал головой:

— Странно слышать свой голос со стороны. Неузнаваемый какой-то… Мне даже киноактеры говорили, что не всегда узнают свой голос с экрана. Только те, кто много работает на дубляже иностранных фильмов.

… Долго сидели на кухне вдвоем. Степа пил коньяк, закусывал традиционной яичницей с колбасой. Мика ковырялся в овсянке, еще утром сваренной Альфредом, тоскливо жевал кусочек невкусного сыра, запивал жидким переслащенным чаем.

— Мишка, у тебя деньги еще есть? — спросил Степан.

— Есть. Сколько тебе?

— Не нужно мне ни хрена. Я у себя в банке знаешь сколько имею?! Больше, чем когда был замначуправления!

— В каком еще банке?! — удивился Мика.

— Ну я же теперь руковожу целой охранной структурой нескольких банков, и поэтому… Или ты думал, что я так и буду жить на генеральскую пенсию? А вот хрен им!..

— На кой черт ты меня спрашивал про деньги? Хочешь положить их в свой банк под большие проценты? — усмехнулся Мика.

— Сколько у тебя?

— Сейчас поглядим…

Мика выдвинул ящик кухонного стола, нашел там сберегательную книжку среди счетов за квартиру, телефон, свет, газ…

— Это ты так хранишь свою сберкнижку?! — поразился бывший генерал. — Совсем ошалел! В городе — беспредел, а ты… Взломают дверь, приставят утюг к морде, и… Ну ты даешь, Мишаня!

— Ладно, не запугивай. Вот, пожалуйста: двести семьдесят четыре тысячи с копейками…

— Ты не помнишь, охламон, что я тебе говорил в прошлом году? «Не держи свои кровные в рублях, не будь идиотом, купи доллары!» Что ты мне тогда ответил? «А с чем я на Торжковский рынок пойду? С долларами?» А он, зелененький, тогда стоил всего семнадцать рубликов! Что я тебе сказал, когда он стал стоить сорок два?! «Мишаня! Купи доллары. Пропадают деньги, заработанные твоим талантом, твоим потом, жизнью твоей!..» Что ты мне ответил? Это я тебе, блядь, никогда не забуду! «Под восемьдесят восьмую хочешь меня подвести?» Надо же было такое ляпнуть?!

Степан поднял рюмку с остатками коньяка, грустно сказал:

— Миня, когда же ты уяснишь, что мы живем в государстве, которое употребит нас, как бы мы ни уворачивались! Что художника, что генерала КГБ… Сейчас доллар стоит на черном рынке сто пятьдесят рублей. Через своих хозяев банковских я могу устроить тебе по стольнику… Это две тысячи семьсот сорок долларов. Что они тебе там, в Германии, карман оттянут? Хоть первое время человеком будешь себя чувствовать.

— Хорошо, Степа… А теперь представь себе картинку маслом: «Возвращение блудного сына» из творческой командировки. Через три месяца я прилетаю домой, на книжке — ноль, пенсия — с гулькин нос, на что жить? Жить на какие шиши, я тебя спрашиваю, Степа?!