Внутренний порок - Томас Пинчон Страница 77

— И это весь выбор? Так, дай-ка подумаю…

— Те федеральные парни мне когда-то помогли с одним делом. Мне показалось, это лёгкий способ отплатить за услугу.

— Я таков, — сказал Док. — Неизменно лёгок.

— Ты всё-таки злишься.

— Я преодолел. Но раньше ты меня не спрашивала.

— Ты бы сказал, что нет. Вы же все ненавидите ФБР.

— Ты это о чём — «мы же все»? я был Младшим Федеральным Агентом Дика Трейси, меня за этим набором посылали? Научился шпионить за соседями, ещё в первом классе у всех отпечатки пальцев брал, всё чернилами измазал, меня к директору отправили — «Но я же Младший Федеральный Агент! Обо мне знают в Вашингтоне, ОК! [77]». Месяц после уроков пришлось оставаться, но присматривала за мной миссис Кили, а мне иногда удавалось заглянуть ей под юбку, так что ништяк.

— Какой ужасный маленький мальчик.

— Понимаешь, тогда ещё не изобрели мини-юбок…

— Слушай, Док, федералы очень хотят знать, что ты делал в Вегасе.

— Тусил с Фрэнком и компанией, немного поиграл в баккара, но самое главное — чего это мне глаза мозолили два твоих дружка-идиота в скверных костюмах?

— Прошу тебя. Они тебе могут повестку прислать. У них постоянные большие жюри, которым удавалось осудить и буррито с фасолью. Они могут тебе устроить целый мир душевной боли.

— И всё это — только чтоб выяснить, зачем я поехал в Вегас? Очень рентабельный подход.

— Иначе ты можешь сказать мне, а я им.

— Как один Младший Федеральный Агент другому, Пенни, — тебе-то с этого что?

Она посерьёзнела.

— Может, ты не захочешь знать.

— Давай угадаю. Дело не в том, что они сделают тебе что-то приятное, а в том, что не сделают с тобой какую-то пакость.

Она коснулась его руки, словно вела себя так до того редко, что забыла, как это делается.

— Если б я могла хоть на секунду поверить…

— Что я способен тебя защитить.

— В данный момент даже практичная идея — уже помощь.

Полночь, кромешная тьма, не вспомнить, слили воду из бассейна или нет, какая нахуй разница? Он подпрыгнул раз, другой, затем ускакал к концу доски и сверзился слепым пушечным ядром.

— Ты, вероятно, знаешь, что у твоих дружочков — Мики Волкманн.

— ФБР. — В конце мог стоять вопросительный знак, но Док его не услышал. Глаза его сузились, и он заметил достаточно биения жилки на виске, чтобы её слёзка-серёжка замигала предупредительным сигналом. — Мы под подозрением, но не можем ничего доказать. А ты можешь?

— Я видел его у них под арестом.

— Ты его видел. — Несколько секунд она подумала, выстукивая ритм оркестра старшеклассников по скатерти. — Согласишься дать мне показания под присягой?

— Ещё б, крошка, а то!.. Э-э секундочку, что это значит?

Ты, я, магнитофон, может, ещё один ПОП [78]свидетелем?

— Ух-х, я даже добавлю несколько тактов «Это аморе». Вот только…

— Ладно, чего же ты хочешь.

— Мне надо кое-чьи корки посмотреть. История древнего мира, но по-прежнему опечатано. Типа, до 2000-го?

— И всё? Фигня вопрос, мы постоянно это делаем.

— Что, взламываете официальные печати? А я так верил в систему.

— С такой скоростью ты будешь готов сдавать на адвоката со дня на день. Слушай, ты не против, если мы просто ко мне пойдём? — и тут же у Дока — хоть он мог бы что угодно поставить против — возник стояк. Словно заметив его, она прибавила: — А пиццу прихватим по дороге.

Было время — в его период дефицита контроля побуждений, — когда ответом Дока было бы: «Выходи за меня замуж». Теперь же он сказал:

— У тебя причёска другая.

— Меня тут кое-кто подговорил сходить к этому асу на Родео-драйв. Он такие прожилки в пряди вставляет, видишь?

— Ништяк. Похоже, ты будто на пляже некоторое время пожила.

— Они как раз рекламировали Особую Сёрферской Цыпы.

— Спецом для меня, а?

— Для кого ж ещё, Док.

У Пенни на разделаться с пиццей ушло минуты полторы. К последнему ломтику оба потянулись одновременно.

— Полагаю, это моё, — сказал Док.

Пенни уступила пиццу и, скользнув рукой вниз, завладела его пенисом, пожала его.

— А это, полагаю… — Она протянула коробку с заначкой азиатских макух, к которой он принюхивался, сколько был в комнате. — Сверни нам, пока я схожу найду себе подобающий наряд. — Он как раз закручивал концы фигарок, когда она вернулась вообще без всего на себе.

— Вот, пожалуйста.

— Так, а ты уверен, что не злишься.

— Я? злюсь, что это значит?

— Ну знаешь, если бы кто-нибудь небезразличный мне, даже в смысле случайного секса, взял и сдал меня ФБР? Я б точно призадумалась… — Док раскурил и передал ей косяк. — В смысле, — добавила она глубокомысленно, выдохнув в следующий раз, — если б это был мой хуй? и какая-нибудь самодовольная прокурорша решила, что ей что-то сойдёт с рук?

— Ой, — сказал Док. — Ну, дело говоришь… Дай-ка я тут…

— Только попробуй, — вскричала она, — обдолбавшийся хиппанский урод, убери свою лапу оттуда, кто сказал, что тебе это можно, отпусти мою, ты что себе возомнил… — К коему времени они уже еблись, можно сказать, энергически. Было быстро, однако не слишком, в допустимой мере грязно и гадко, великолепный развляк под кайфом, и Док вообще-то на незасекаемо краткий миг поверил, что это никогда почему-то не кончится, хотя ему удалось из-за этой мысли не запаниковать.

Обычно Пенни сразу бы вскочила и вновь погрузилась в какую-нибудь деятельность приличного мира, а Док бы отыскал дорогу к телевизору — вдруг ещё идёт финал, хотя сегодня вечером только Восточный дивизион. Но вместо этого, словно бы оба ценили важность молчания и объятий, они просто лежали — и снова раскурили, и не спеша довершили косяк, который благодаря высокому содержанию смол по большей части погас в тот же миг, когда воткнулся в пепельницу. Однако слишком уж скоро, словно в комнату ворвалась Реальность, щёлкнула выключателем, обозрела их и хмыкнула, пришла пора одиннадцатичасовым новостям, занятым, как обычно, и Пенни всё это всё больше раздражало, развитием дела Мэнсона, готовившегося предстать перед судом.

— Остынь уже, Булиоси, — рявкнула она экрану, когда главный обвинитель поимел свои ежевечерние две минуты перед камерой.

— Я б решил, что все эти досудебные разборки — по твоей части, — сказал Док.