Крушение пирса - Марк Хэддон Страница 76

Но я это начал понимать всего каких-то две недели назад.

Мой сон был поверхностным и беспокойным, и утром, когда Эдгар удалился в заросли по естественной нужде, а Артур был занят бритьем, ко мне подошел Билл и спросил, можно ли кое-что со мной обсудить. Билл единственный среди нас не был студентом университета, и мне редко доводилось просто так с ним болтать, потому, услышав его вопрос, я насторожился, опасаясь самого худшего.

Он сел как можно ближе ко мне, чтобы Артур не мог нас услышать, и сказал:

– Боюсь, мистер Сомс совсем разум утратил, и мы останемся живы только до тех пор, пока будем ему полезны.

Я был потрясен тем, как презрительно он отзывается об Эдгаре. А он еще и прибавил:

– Считаю, что нам больше нельзя ему доверять.

Тогда я напомнил Биллу, что никому не интересно, доверяет он Эдгару или нет, ведь он, в конце концов, в нашей экспедиции лишь наемный работник. Впрочем, я постарался немного смягчить упрек, сказав:

– Он ведь упал с высоты в двести футов. А длина веревки – всего двести двадцать футов. Ее не хватило бы, чтобы хорошенько обвязать раненого.

– А он это знал? – спросил Билл.

– Вы оба попросту погибли бы, – сказал я. – Ты можешь недолюбливать Эдгара, но должен признать, что обязан ему жизнью.

Билл, как я понял, прощупывал почву на тот случай, если они с Эдгаром окончательно поссорятся. Разве мог я стать соучастником подобного заговора? Да и самонадеянность Билла показалась мне отвратительной. Я спросил, как бы он поступил на месте Эдгара.

– Я бы, по крайней мере, обсудил ситуацию с остальными, – сказал Билл, – а не стал сразу стрелять человеку в голову, словно это лошадь, которая, участвуя в скачках, сломала ногу.

На это я ответил заявлением, что демократия – отнюдь не самая лучшая модель при организации подобной экспедиции.

– Значит, подчинимся тирану? – усмехнулся Билл.

– Когда твое имя появится на первой полосе «Таймс», ты, как я подозреваю, не станешь сильно переживать по поводу той системы распределения обязанностей, при которой нам пришлось существовать совсем недолгое время.

Билл поднялся и сказал:

– Что ж, похоже, я рановато затеял этот разговор. Извини. Я вовсе не хотел поставить тебя в неловкое положение. – Он повернулся и пошел прочь.

Через несколько дней после смерти Никласа с нашим компасом стало твориться нечто невообразимое. Догадываться, где на самом деле находится север, нам приходилось по звездам. А для этого, между прочим, Артур был вынужден ночью лезть, как обезьяна, на самое высокое дерево, чтобы оказаться выше бескрайнего полога непроходимых лесов. Только так мы могли с определенной степенью вероятности проложить маршрут и достичь эпицентра столь сильной магнитной аномалии.

Однажды утром, вскоре после завтрака, Эдгар созвал всех и показал ботинок, который обнаружил на высоте человеческого роста среди плюща и лиан, так и стремившихся удушить в своих объятиях каучуковое дерево. Сняв башмак, Эдгар долго вертел его в руках, смахивая собственной шляпой желто-зеленую, похожую на пух, плесень, покрывавшую гнилую кожу.

Потом он приложил руку к подошве башмака, чтобы примерно определить его размер, и сказал:

– А ботинок-то, похоже, какому-то юнцу принадлежал.

Он снова пристроил башмак в ту же развилку среди лиан – словно был продавцом в магазине, а делать покупку покупатель все же отказался, – и предложил:

– Слушайте, нам надо поднажать! Если нам по-прежнему будет везти, то мы уже к вечеру сумеем отыскать эту пещеру.

Чуть позже, когда мы тронулись в путь, Артур в какой-то момент оказался рядом со мной и предположил:

– Существует, разумеется, возможность, что они просто друг друга поубивали.

Я на это ответил, что прошло слишком много времени, а при такой жаре и влажности мы, даже если и найдем их тела, вряд ли сумеем точно определить, как именно они умерли.

– Вы, возможно, будете удивлены, – вдруг сказал Билл, шедший за нами, – но мне в свое время довелось видеть немало трупов, и я должен сказать, они обычно куда более красноречивы, чем можно ожидать.

После этих слов я постарался вспомнить день, когда мы посетили психиатрическую лечебницу. Я вспомнил, как Нэт Семперсон сидел в директорской библиотеке, за окнами с тесными переплетами хлестал ноябрьский дождь, даже стекла дребезжали, а директор объяснял, что утренний прием настойки опия для Семперсона сегодня решили отложить, надеясь, что это обострит его сообразительность. Директор, впрочем, не скрывал своих сомнений в способности Нэта поведать нам хоть что-то относительно разумное, поскольку он по природе не слишком-то разговорчив, а с тех пор, как его доставили в Фалмут на судне «Кадоган» ВМС ее королевского величества, он и вовсе ведет себя как слабоумный. Он часто кричит и плачет во сне, и ему редко удается проспать всю ночь, не просыпаясь.

Эдгар стал спрашивать у Семперсона, что все-таки случилось с лордом Карлайлом и его людьми. Какой именно точки они достигли в своем путешествии через джунгли? Были ли они еще живы, когда Семперсон видел их в последний раз, а если нет, то отчего погибли? Семперсон смотрел на струи дождя и молчал. Казалось, он вообще не замечает присутствия Эдгара и не слышит его вопросов.

– Он иногда рассказывает о какой-то ужасной твари, – сказал директор. Мне он казался похожим на инспектора манежа: большие пальцы засунуты под жилет, и говорит чуть громче, чем нужно для такого небольшого помещения. Интересно, подумал я, какая часть этой истории состряпана специально для нас в надежде на повторное денежное вливание? А директор продолжал: – Уверяет, что собственными глазами и здесь ее видел. Она якобы мчалась прямо к нашему дому через поля. А иногда он пытается убедить нас, что мы непременно должны вооружиться, поскольку эта тварь уже вломилась в дом.

Эдгар подтянул к себе стул, уселся напротив Семперсона и, заглянув ему в глаза, стал объяснять, что мы хотим добраться до реки Жаманшин ^[76] и попытаться отыскать Карлайла и следы его экспедиции.

– Его родные не успокоятся, пока не узнают, что именно произошло с их сыном. Мы собираемся провести в джунглях шестнадцать недель, так что, если вы можете предупредить нас о каких-либо опасностях, то лучше сделать это сейчас. Мне бы очень не хотелось, чтобы и нашу группу постиг такой же конец.

– Насколько я знаю, – произнес директор, – он никогда не рассказывал о том, что случилось с его спутниками.

Семперсон продолжал молчать, и Эдгару ничего не оставалось, кроме как встать и передвинуть свой стул на место.

– Вы всех нас очень разочаровали! – сказал он.

Но только один я понимал, до какой степени. Ведь родственники Карлайла были готовы спонсировать экспедицию только в том случае, если бы обнаружились надежные свидетельства. Семперсон был нашей последней надеждой. А теперь нам придется возвращаться в Лондон, и примерно через месяц Эдгар, пересилив себя, начнет работать в банке у своего двоюродного деда, ибо у него больше не будет никаких оправданий, чтобы снова это откладывать.