Период полураспада - Елена Котова Страница 76

Как-то раз, роясь в чемодане Виктора, Таня наткнулась на его русский паспорт, где значилось, что у якобы-мужа есть собственная жена и сын Никита, о чем ей никогда не рассказывали. Она высказала Виктору все, что она думала по поводу такого сюрприза на пятом году совместной жизни, но по большому счету не содрогнулась от его обмана. Да пусть живет, как хочет! Виктор объяснял, что с женой они давно расстались, что в паспорт он ее вписал лишь потому, что считал своим долгом вывезти сына и его мать в Израиль. Слушать это Тане было неинтересно.

Ирка продолжала сходить с ума, что вдруг ее дура-дочь поедет вслед за якобы-мужем в Израиль. Она убеждала мужа, что дочь должна уехать в Штаты. Почему в Штаты? На этот вопрос так же не было ответа, как и на вопрос, почему они уехали именно в Анкару. В Штаты, так в Штаты, там точно не должно быть хуже, чем в Турции, – говорила себе Таня. Вид на жительство – Green Card – она получила на основании выдающихся способностей, подтвержденных лауреатством, письмами из филармоний, от профессуры и исполнителей со всех концов света.

– Гуль, я в Америку переезжаю, – позвонила она сестре.

– Когда? Куда именно?

– Сначала у друзей поживу в Нью-Йорке, а потом они советуют мне снять квартиру в… в этом, как его? То ли в Кентукки, то ли в Коннектикуте. Я так далека от этого! Мне все равно.

– Что все равно? Кентукки или Коннектикут?

– Ну, ты-то, конечно, понимаешь разницу, – в Танином голосе проскользнула нотка то ли сарказма, то ли убежденности в том, что ей самой такой ерундой забивать голову ни к чему.

– Разница, скажу тебе, существенная, но не в этом дело. Ты что, сама не знаешь, куда едешь?

– Я же сказала, что в Нью-Йорк. А там разберусь.

– Если рядом с Нью-Йорком, то Коннектикут…

– Наверное. Знакомые, у которых я буду жить в Нью-Йорке, говорили о каком-то очень престижном пригороде.

Поселившись в Westport, Connecticut, Таня стала давать частные уроки по пять долларов за час. Как можно прожить на такие деньги с ребенком, Гуля не представляла, а то, что Ира с Витей Пикайзеном ежемесячно присылают тридцатилетней дочери деньги, ей не могло прийти в голову. Несмотря на нужду, Таня вбила себе в голову, что человек, выбравшийся в Америку, обязан помочь это сделать и другим. Из этих соображений она зарегистрировала брак с Виктором, но ограничить свою миссию лишь одним человеком ей показалось недостаточным, и она перетащила в Америку и Никиту, сына Виктора. Купила, как это принято в США, дом в кредит, и изматывала себя уроками, правда, ставки ее быстро росли – пианисткой она была великолепной. Теперь она – все так же спокойно и бестрепетно – играла роль хранительницы очага, матери двух мальчиков, Игоря и Никиты, которого до его переезда в Америку и в глаза не видывала. Убеждала мать, тетю Алочку и Гулю в том, какая радость, когда «за столом собирается большая и дружная семья».

Явная суррогатность этой семьи вызывало у Гули неверие в Танину искренность, у Алки недоумение – неужели она так плохо знает Таню, – а у Ирки отчаяние и злость, по ее словам, главным образом из-за переживаний Виктора Александровича. Она-то готова признать, что дочь имеет право жить, как считает нужным, но Пикайзен не может слышать, что Таня превратилась в домохозяйку, обслуживающую бездаря-мужа и его сына. Разговоры сестер между Вашингтоном и Анкарой длились часами.

– Ира, трудно, конечно представить себе Таню, готовящую индейку, но я допускаю… Возможно, мы с тобой не знали истинную Таню, ты не думаешь?

– Алочка, это очередная блажь. Посадила себе на шею двух нахлебников, а ты меня пытаешься убедить, что это и есть ее предназначение?

– Нет, Ируша, я прекрасно понимаю твое отношение к Виктору. А разве Коля лучше? Вам же с Витенькой не надо видеть зятя, как мне, каждый день.

Наталия Семеновна жаловалась на собственную дочь, сестры вздыхали. К концу каждого разговора начинали уверять друг друга, что во всем можно найти что-то хорошее. Гуля и Таня теперь несомненно сблизятся. Ирка с Виктором Александровичем рано или поздно тоже приедут в Америку – сколько раз Алка, да и Гуля, их звали! «А может, со временем и вы сюда жить переберетесь, хоть и в разных городах, но разве это расстояние, все-таки вместе», – мечтала Алка. Ирка и слышать об этом не хотела. Что ей делать в Америке? Смотреть, как Таня обслуживает своего нахлебника? У Пикайзена, как Ирка называла своего мужа, столько работы, они собираются на год в Японию: его пригласили преподавать в Токио. Но, слава богу, Гуля и Таня теперь вместе, «две родные души в этой чужой стране»… На этой ноте завершался каждый разговор.

Юра кое-как заканчивал школу. Лена билась над тем, чтобы хоть немного улучшить аттестат. Совсем беда была с физикой.

– Период полураспада – время, за которое распадается половина количества исходного вещества… Ма-а-м, зачем мне это? Как это может пригодиться в жизни? Значит, все вещество распадется за период вдвое длиннее? Почему тогда не сказать «период распада»?

– Давай бабушку спросим, нашего знатного металлурга.

– За период полураспада распадается половина активного вещества. Проходит еще столько же времени, и распадается половина остатка. Затем еще такой же период, и распадается половина от нового остатка, – Наталия Семеновна охотно пустилась в объяснения.

– То есть все медленнее и медленнее? – без интереса спрашивал Юра.

– С точки зрения времени – да, но все относительно, потому что то вещество, которое еще не распалось, может стать в процессе распада более активным. А некоторые атомы не распадаются вообще и продолжают жизнь.

– С одной стороны, процесс протекает во времени, – пыталась внести свою лепту мать, поднаторевшая в философии, – а с другой – сами элементы вещества меняют свою природу.

– А когда распад заканчивается?

– Этого никто не знает, – ответила Алка. – Все время пополам, пополам… Может и бесконечно продолжаться, ведь все равно же не ноль. Если остаточные атомы ни во что не переродятся, не потеряют свою активность, полураспад так и будет длиться. Чунь, честное слово, не забивай этим голову, выпиши формулу, зазубри, а после контрольной забудь.

– Кстати! – Чуня обрадовался такому либеральному решению муторного вопроса. – Я хотел вам сказать, что на выходные к нам приедет Эрин.

С девушкой Эрин из Западной Вирджинии Чуня познакомился летом в летнем лагере для юных одаренных художников – у него внезапно открылся талант: он прекрасно рисовал, легко овладел техникой работы маслом. В его картинах, по-детски неумелых, была тем не менее выразительность и бесспорная оригинальность. Мать поражалась, что сын не копирует работы художников, что его картины нельзя назвать заимствованными… Она не понимала еще, что ее сын идет уже своим путем, прокладывая его, правда, наощупь, с закрытыми глазами.

Девушка Эрин жила в городе Charleston с населением пятьдесят тысяч человек. Алка с дочерью уговаривали себя, что первое увлечение пройдет, не может не пройти… Первая любовь, горячка, которую жаждущее всего тело и сердце, протестующее против тирании матери и бабушки, принимают за истинное чувство.