Мой муж – коммунист! - Филип Рот Страница 76

Эти дебаты продолжались пять вечеров подряд. И все пять вечеров он молчал. Никогда я не видел его таким молчаливым. Таким невозмутимым. В конце концов Дорис повернулась к нему и говорит: «Айра, это все, что мы можем сказать. Мы уже все обсудили. Это твоя жизнь, твоя карьера, твоя жена, твоя семья, наконец. Твое радиошоу. Решение тоже должно быть твое. Тебе решать». А он говорит: «Если сумею удержать позицию, сумею не позволить, чтобы меня слили, походя выкинули на помойку, тогда я смогу сделать для партии больше, чем если буду сидеть как пень и соблюдать невинность. Мне наплевать на унижение, главное – приносить пользу. Чтобы двигать дело, требуется мощность на валу, а не честь. Я возвращаюсь к Эве». – «Да ведь не сработает», – сказал я. «Нет, сработает, – нахмурился он. – Когда самому ясно, зачем это нужно, еще как сработает».

А чуть погодя тем же вечером – всего полчаса, от силы минут сорок пять прошло – раздается звонок в дверь. Она из Нью-Йорка на такси примчалась! Лицо серое, как у привидения. Бегом вверх по ступенькам, а увидела на площадке лестницы Дорис и меня, вся просияла, заулыбалась – вот ведь актриса-то: как по команде! – как будто Дорис поклонница, ждала у служебного выхода, чтобы любительской фотокамерой ее щелкнуть. Мимо нас прошла, а там Айра; она – бух на колени! Тот же трюк, что и тогда – ночью в хижине. Молящая – видали? Дубль второй! По сорок раз на дню одна и та же трагедия Эсхила. То она аристократка, ходит аршин проглотив, а тут вдруг такое извращенное, бесстыжее поведение. «Заклинаю тебя – не покидай! Сделаю все, что пожелаешь!»

А наша маленькая, умненькая, едва начинающая взрослеть Лорейн была в своей комнате, делала уроки. И только она в пижамке вышла в гостиную пожелать всем спокойной ночи, вдруг смотрит – здрасьте пожалуйста! – знаменитая актриса, звезда, которую она каждую неделю слушает по радио в программе «Американский радиотеатр», и вдруг у нее дома, да еще и в полном безумии и раздрае. Весь срам и хаос самой сокровенной личной жизни выставлен напоказ прямо тут же – в гостиной на полу. Айра потребовал, чтобы Эва встала, однако, едва попытался поднять ее, она обвила руками его ноги и испустила такой вопль, что у Лорейн аж челюсть отпала. Такого она еще не видывала. Мы водили ее на спектакли, ходили с ней в планетарий Хейдена, возили на машине смотреть Ниагарский водопад, но это разве сравнишь! Тут зрелище так зрелище – прямо-таки звездный час всего ее детства.

Я подошел, опустился рядом с Эвой на колени. О кей, думаю, если уж он всерьез решил к ней возвратиться, похоже, встреча будет с оркестром. «Ну хватит, – сказал я Эве, – давайте, давайте, встаем. Пойдемте на кухню, попьем кофейку». Тут я поймал взгляд Эвы – обернувшись, она увидела Дорис; та стояла, держа в руке журнал, который перед тем читала. Дорис, естественно, в неглиже – ненакрашенная, в халате и тапочках. Вид озадаченный, как я сейчас помню, – ну да, ошеломленный, а как же, но ни в коем случае не насмешливый. Однако уже самим своим присутствием она наносила, видимо, жуткое оскорбление высокому искусству, каковым была жизнь Эвы Фрейм, поэтому Эва подумала-подумала да w выдала: «А, и ты! Ты на что уставилась, уродина поганая, мерзкая жидовка!»

Должен сказать тебе, я это предвидел – почему-то знал: должно произойти нечто такое, что ее миссию сильно затруднит, поэтому я не был так ошарашен, как наша малышка. Лорейн ударилась в слезы, а Дорис говорит: «Ну-ка, вон из моего дома!», после чего мы с Айрой подняли Эву с пола и сперва по коридору, потом по лестнице мало-помалу переместили в машину и уже на машине – до вокзала. Айра сидел спереди рядом со мной, она – сзади, да с таким видом, будто тут же и забыла, что произошло. Всю дорогу до вокзала она будто работала на камеру – с ее губ не сходила улыбка. А под улыбкой не было ничего – ни характера, ни прожитой жизни, ни даже муки. Она была именно тем, что написано на лице. Она не была даже одинока. Там не было того, кто может быть одинок. Не знаю уж, каких таких постыдных тайн происхождения она всю жизнь бежала, но в результате вышло из нее как раз вот это: пустая форма, отдельный облик, от которого сбежала жизнь.

Я подъехал к вокзалу Пенстейшн, мы все вышли из машины, каменным, очень каменным тоном Айра сказал ей: «Давай езжай в Нью-Йорк». Она говорит: «А ты разве не едешь?» – «Конечно нет». – «Зачем же ты тогда в машину сел со мной? Зачем к перрону вместе со мной приехал?» Может, она поэтому и улыбалась? Думала, что одержала победу, и Айра уедет вместе с ней на Манхэттен?

На сей раз сценка игралась не для семьи из трех человек. На сей раз зрителями были человек пятьдесят: народ подходил к вокзалу и останавливался, пораженный увиденным. Ни секунды не колеблясь, ее королевское величество, эта аристократка, придававшая приличиям огромнейшее значение, вскинула обе руки к небесам и на весь центр Ньюарка возгласила о том, как она непереносимо несчастна. Вот женщина: то она вся зажата, замкнута, всего стыдится, то расхристанна и бесстыжа. И никогда ничего между. «Ты обманул меня! Ненавижу! Я презираю тебя! Вас обоих! Вы худшие люди в моей жизни!!»

Помню, там какой-то парень был – сквозь толпу продирается, всех спрашивает: «Что они делают? Снимают кино? А, это же, как ее, ч-черт – Мэри Астор?» А я все думал: надо же, она просто неистощима. Сперва кино, потом театр, радио, а теперь еще и это. Последний взлет стареющей актрисы – кричать о своей ненависти уличной толпе.

Но ничего. Все как-то устаканилось. Айра вернулся к работе, продолжая жить у нас, и разговоров о возвращении на Западную Одиннадцатую больше как-то не возникало. Три раза в неделю приходила Хельги, делала ему массаж, и больше ничего не происходило. Почти сразу, правда, Эва попыталась позвонить, но трубку взял я, сказал, что Айра говорить не может. Она: «Может, тогда вы со мной поговорите? Может, хотя бы выслушаете?» Я сказал: «Ладно». Что мне оставалось делать?

Она сказала, что знает, в чем была не права, и знает, почему Айра прячется от нее в Ньюарке, – она не вовремя сказала ему про отчетный концерт Сильфиды. Айра и так ее к Сильфиде ревнует, поэтому слышать не желает о предстоящем ее сольном выступлении. А когда Эва все же решилась рассказать о нем, она посчитала своим долгом сообщить заранее и обо всем том, что с такой презентацией связано. Потому что надо не просто снять зал, объясняла она мне, надо не просто выйти и сыграть – нет, это целая постановка. Что-то вроде венчания. Громадное событие, подготовкой которого должна месяцами заниматься вся семья музыканта. Сильфида и сама весь следующий год будет готовиться. Чтобы выступление могло считаться полноценным отчетным концертом, в нем должно быть как минимум шестьдесят минут сплошной музыки, а это тяжелейшая задача. Один только выбор музыки – уже тяжелейшая задача, причем не для одной только Сильфиды. Предстоят бесконечные обсуждения того, с чего Сильфиде надо будет начать, чем заканчивать, какая вещь должна быть центральной, – вот Эва и хотела Айру подготовить, чтобы он знал и не приходил в неистовую ярость всякий раз, когда она оставляет его, чтобы сесть с Сильфидой и поговорить с нею о программе. Эва хотела, чтобы он знал заранее, с чем он, как член семьи, должен будет справляться: все это привлечет внимание прессы, у Сильфиды возможны срывы, кризисы; как и у всех молодых музыкантов, у Сильфиды начнутся приступы малодушия, желания все бросить… Но Айра пусть не сомневается: в конечном счете игра стоит свеч, и вот это она и хочет, чтобы я передал Айре. Потому что никуда не денешься, Сильфида должна пройти через этот отчетный концерт. Публика глупа, сказала Эва. Публике хочется, чтобы арфистка была высокой, стройной и непременно блондинкой, а Сильфида, как назло, не высокая, не стройная и не блондинка. Но она исключительно талантливый музыкант, и отчетный концерт должен доказать это раз и навсегда. Он состоится в зале Городского собрания, Эва оплатит; помогать Сильфиде готовиться будет ее старая преподавательница из Джульярда – та уже согласилась; Эва так устроит, чтобы знакомые все пришли, а Гранты пообещали обеспечить явку критиков из всех газет, так что Эва не сомневается: у Сильфиды все пройдет как нельзя лучше, она получит прекрасные отзывы, а потом Эва сама пошлет их Солу Гуроку. [30]