Карьера - Дуглас Кеннеди Страница 76

Снова — взгляд в блокнот:

— Джентльмену, покончившему с собой в Гартфорде в марте этого года?

Киваю.

— Так значит, вы ненавидели Петерсона?

«Будь начеку!»

— Повторюсь: покойный не ходил у меня в любимчиках…

— Значит, вы рады, что он погиб?

Вопрос задан как бы походя, между делом. Но я все равно нервничаю. Наконец отвечаю:

— Никто не заслуживает подобной смерти.

— И я полагаю, вы готовы под присягой сообщить о собственном местонахождении в ночь убийства?

— Да. Я был в Майами. Деловая поездка.

— Как я заявил с самого начала, мы — не на официальном полицейском допросе. И вы совершенно не обязаны предъявлять мне никаких доказательств. Но если у вас действительно имеется подтверждение поездки в Майами, то имело бы смысл снять с вас…

— С радостью, — перебиваю я. Открываю ящик стола, перебираю папки, достаю ту, на которой написано «Майами», и протягиваю авиабилет и чек за аренду автомобиля. Детектив Флинн изучает документы, переписывает необходимые детали в записную книжку, затем возвращает доказательства мне:

— Значит, часто приходится путешествовать?

— Пару раз в неделю, но я никогда не уезжаю больше, чем на два дня.

— Значит, если понадобится связаться с вами повторно…

— Я буду здесь.

Гость встает:

— Спасибо, что уделили время.

— Был рад помочь.

Повернувшись к выходу, детектив неожиданно оборачивается:

— И последний вопрос. Не знаете, что это за парень?

Флинн протягивает сделанный полицейским художником рисунок человека, с которым Петерсон ужинал накануне гибели.

— Никогда не видел этого человека раньше, — сообщаю я.

— Уверены, что вам не знакомо его лицо?

— Да я знаю десятка два парней с подобной внешностью. Очень типичные черты.

Детектив внимательно рассматривает меня:

— Ну да, — соглашается он и уходит.

В тот день, прежде чем сесть в самолет, отправляющийся в три часа в Лос-Анджелес, я позвонил Лиззи. Она только что вернулась к работе в манхэттенском офисе, голос жены звучал нервно.

— Нед, у меня и в самом деле немного времени на разговоры, — призналась любимая. — Видишь ли, я прилетела только вчера вечером.

— Как в квартире?

— Стерильно чисто.

— Когда можно будет прийти, посмотреть?

— Ты что, никогда меня не слушаешь?

— Слышал каждое твое слово в точности. Но не думай, будто я отпущу тебя без боя.

— Нед, тебе не нужно меня отпускать. Потому что я уже ушла. Это — факт. Прими его.

Меняю тему разговора. Спрашиваю с места в карьер:

— Ты читала вчерашний номер «Нью-Йорк таймс»?

— Не могла поверить. Ворваться в дом Петерсона во время похорон…

— Точь-в-точь как ты говорила. Джерри испугался, что у покойного в доме хранятся улики. Теперь доказательств не найти, даже если они и были…

— На твоем месте я бы все равно переговорила с вдовой.

— По какому поводу?

— Она может что-нибудь рассказать…

— Например?

— Ну, не знаю. Сейчас я не готова участвовать в мозговом штурме.

— И я тоже не готов. Кстати, с утра ко мне заглянули копы, чтобы жизнь совсем уж медом не казалась.

В голосе Лиззи вновь послышалось беспокойство:

— И как все прошло?

— Прорвался. И предъявил фальшивое доказательство командировки в Майами в ту ночь.

— Убедил?

— Кажется, да.

Громкоговоритель поблизости сообщил, что посадка на рейс, вылетающий в одиннадцать часов в Лос-Анджелес, заканчивается.

— Слушай, мне пора в самолет.

— Оправляешься сегодня по курьерским делам?

— Увы.

— Как, черт подери, тебе удалось вляпаться в такое?

— Как обычно люди натыкаются на что-нибудь: плохо смотрел.

— Береги себя, — тихо сказала она.

Сошел с трапа в Международном аэропорту Лос-Анджелеса. В зале прибытия протянул компьютерный кейс порученцу мистера Тарика Иссака. Тот скрылся на несколько минут, затем вернулся и сел на скамью рядом со мной. Поставил кейс на пол между нами.

— Шестьсот двенадцать тысяч, — прошептал он мне на ухо.

Когда представитель скрылся, пришлось убить едва ли не четыре часа в зале ожидания, пока не началась регистрация рейса на Майами. Я заснул, обнимая кейс.

В Майами прилетел к шести утра. Сел в кукурузник, вылетающий в Нассау в семь. В девять тридцать деньги доставлены в банк (сто двадцать две тысячи четыреста долларов — на счет Джерома Дж. Шуберта, остальные четыреста восемьдесят девять тысяч шестьсот — в активы фонда «Эскалибур»), в четыре дня я уже вернулся в Нью-Йорк.

Ловлю такси до Вустер-стрит, достаю кейс, спрятанный в шкафчике, внизу в подъезде.

Поднявшись в апартаменты, вынимаю банковские причиндалы, выписываю квитанцию на получение вклада на сумму в шестьсот двенадцать тысяч, ставлю штамп «Фонд «Эскалибур»», дату, прижимаю банковскую печать к чернильной подушечке и проставляю на бланке оттиск.

Затем вырываю квитанцию и оставляю для Джерри на столе в кухне.

Вновь достаю из кейса конверт, в котором держу настоящие документы, и добавляю туда фальшивки. Потом опять прячу банковские документы и решаю больше не хранить компьютерный кейс на прежнем месте. Не самое надежное укрытие, а если смотритель обнаружит мой тайник и примется стучать в двери, разыскивая владельца, то мои дни на земле окажутся сочтены.

А потому сажусь в такси и отправляюсь на угол Сорок Пятой и Лексингтон-авеню, в канцелярский магазин, где заодно можно взять в аренду депозитную ячейку. Вношу двадцать долларов залога и еще двадцатку — за первый месяц. Получив ключ от ящика номер двести сорок два, прячу содержимое кейса, после чего выбрасываю опустевший портфель в уличную урну.

Когда захожу в офис, появляется Джек Баллентайн в сопровождении пары тяжеловесов. Одного из свиты узнаю сразу же: «Я Сверху».

— А вот и мой партнер по игре в теннис! — протягивает руку Джек.

— Рад вас видеть, мистер Баллентайн, — тихо произношу я.

— Нужно будет как-нибудь разыграть новую партию.

— В любое удобное для вас время.

Наклонившись поближе, Баллентайн говорит:

— Джерри рассказал о том, как много ты делаешь для фонда.