Последний сон разума - Дмитрий Липскеров Страница 75

– Ни в чем.

– А я его разве виню?

На этот раз осекся Семен. Он перевел недоуменный взгляд на отца.

– Женщины, – развел руками Володя.

– А ты кто такой?! – спросила Анна Карловна Семена.

В таких странных ситуациях женщина сначала может потеряться, а потом, словно кошка, встать на защиту семейства.

– Я твой сын, – ответил подросток.

– Чего?!! – в манере Анны Карловны говорить появилось что-то от хабалки. Она уставила руки в боки и откинула слегка голову назад. – Чей ты сын?!. А?!. Я тебя чего, рожала?..

– Нет. Ты родить не можешь.

Женщина застыла в немом вопросе.

– У тебя непроходимость труб, – пояснил Семен.

– Да ладно, – вступился за жену Синичкин. – Чего бедную женщину судить! У меня все равно семя мертвое!..

– У тебя семя живое.

– Как? – участковый посмотрел на жену. – Как же, Аня?..

Хабалка уступила место обыкновенной несчастной бабе, которая вдобавок залилась слезами.

– Да, – подтвердила Анна Карловна. – Да, обманула я тебя, Володечка. У меня трубы не в порядке!..

– А зачем же ты!..

– А что мне оставалось делать! Мне ребеночка хотелось!

– Сказала бы по-простому, а то – семя мертвое… Унизила… Я же не зверь какой…

– Боялась…

– Ну и не плачь! – Синичкин погладил жену по бедру. – Ну и не страшно!.. Я не обижаюсь больше…

– Правда?..

От проявленного к ней великодушия Анна Карловна еще пуще зашлась слезами, а потом с ненавистью взглянула на Семена.

– Черт!

– Неправда, – помотал головой подросток.

– Ну зачем ты так, Анечка, – расстроился участковый.

– А чего он?

– Чего? – не понял милиционер.

– Чего я? – поинтересовался и подросток. – Я – сын ваш. А дети всякие бывают. Больные и убогие, глупые и умные! Но я – не черт!

– Ты – убогий!

– Пусть так, – согласился Семен. – Я скоро уйду.

– Мы тебя не гоним, – пожалел сына Синичкин.

– Мне самому нужно.

– А-а, – вспомнил Володя. – Деревом становиться.

– Ага.

– Не могу мешать предназначению!.. Или подвигу?..

– Корням.

– Чего?

– Их росту, – пояснил подросток.

– А куда пойдешь?

– Найду куда встать. Места много, а Россия большая.

– Ну-ну.

– И когда в путь? – всхлипнула Анна Карловна.

Семен задумался, а потом ответил точно:

– Через пятьсот тридцать шесть секунд.

– Значит, через пять минут, – прикинул Синичкин.

– Через девять, – машинально поправила жена.

– А я хотел Жечку Жечкова пригласить, чтобы он тебя на камеру снял, как чудо природы! Хочешь славы?

– Слава – часть моего подвига. Так что не нужно Жечки!

– Ну смотри…

Все остальные восемь минут семейство промолчало, словно на похоронах. На девятой подросток встал, поправил отцовы брюки, застегнул рубашку на верхнюю пуговицу и поклонился родителям в ноги.

– Спасибо за то, что вырастили! Не держите зла! За этим прощайте!..

Он вышел в дверь, спустился на улицу и пошел по свежему снегу в сторону Ботанического сада. Там он прошел в ворота, причем билет у него не спросили, да и вслед не посмотрели.

Семен уверенно миновал несколько аллей и вошел в павильон экзотических деревьев. Разувшись, он встал возле японского дерева сакура и пустил из левой пятки нежный корешок…

К вечеру садовник Валерий Михайлович Каргин, шестидесяти семи лет от роду, пришел к сакуре с лейкой и обнаружил возле нее неподвижно стоящего молодого человека. Лицо юноши было покрыто густой черной порослью, а большие черные глаза были спокойны и притягивали к себе взор садовника.

– Ты кто? – поинтересовался старик.

– Я – дерево, – ответил Семен.

– Уже поздно. Шел бы ты домой, а то в милицию загремишь!

– Валерий Михайлович? Каргин?

– Да-а, – ответил служащий недоуменно.

– Если вам не трудно, будьте любезны полить мне под левую ногу.

– Эх, сынок, не знаю, забавляешься ты над старостью или умом тронулся, но в любом случае тебе бы к дому двигаться. Одиннадцатый час, однако!..

– У вас, Валерий Михайлович, под правой подмышкой большая папиллома. Ее удалять надо срочно, а то еще сорок дней – и переродится она в опухоль нехорошую. Сестре же своей передайте, что не радикулит ее мучает, а почки нездоровы. Пусть к врачу обратится, и облегчение будет!

Садовник Каргин стоял с открытым ртом, а потом вдруг встрепенулся:

– Куда, вы говорите, полить? Под какую ножку?

– Под левую, пожалуйста…

Михалыч согнулся над конечностью, завернул юноше брючину и обнаружил лодыжку, поросшую корой, причем такой крепкой, словно дубовой. Садовник сглотнул и полил ступню из лейки обильно, рискуя обделить сакуру.

– Спасибо, – поблагодарил Семен.

– Не за что, – отозвался Михалыч. – Нам воды не жаль. Может, удобреньице какое?

– Незачем.

– Ну не надо так не надо! Значит, удалять папиллому?

– Непременно.

– А сколько мне жить еще, знаете?

– Знаю.

– Скажете?

– А вам зачем?

– А Бог его знает!

– Вот пусть Бог и знает.

Михалыч потер затылок и хотел было спросить, можно ли привести к юноше сотрудников сада, но молодой человек его опередил:

– Ведите кого хотите! Я для этого и расту здесь.

Михалыч поклонился и убрался восвояси, так и забыв полить сакуру. Но даже если бы он и не забыл это сделать, японской поросли все равно предстояло погибнуть, так как новому растению требовалось много энергии, а чтобы добыть ее, корень из левой пятки произрастал крайне быстро и во все стороны, удушая чужеродные отростки…

На следующее утро Михалыч привел к юноше шестерых своих коллег, из которых только двое были мужчинами.

– Что вы хотите? – спросил Семен.

– Спросить они хотят! – спосредничал Михалыч.

– О чем?

– Давай, Евдокия! – скомандовал старик.

Евдокия была женщина лет пятидесяти, полная, без передних зубов. Она, не стесняясь, посмотрела на Семена и задала вопрос: