Заколдованный участок - Алексей Слаповский Страница 75

– Да не умер он! – закричала Липкина. – А стоит вот тут и врет! Думает, стыдно мне будет с ним жить! А я сама решу, Костя, стыдно или нет! Мало что у кого в прошлом было. Я только испугалась, что ты опять вор, да еще в родном селе украл, сам понимаешь, любой женщине противно с таким человеком жить – и что люди скажут? Вернулся муж к учительнице и вор оказался! Понимаешь меня?

– А бомж лучше? – спросил Константин. – Уж лучше бы вор! А бомж кто? Никто! Я пятнадцать лет по помойкам скитаюсь, в подвалах живу! Клифт вот этот, – он рванул полу пиджака, – и тот с помойки! Сейчас, слава богу, такие вещи выбрасывают – хоть к английскому послу! Хочешь такого мужа? Приполз, думаешь, потому что тебя вспомнил? Подыхать приполз, чтоб было кому стакан воды подать! – Он усмехнулся. – А получается как в анекдоте: пить-то и не хочется! Я не человек, понимаешь ты? Нас даже милиция не берет, какой от нас толк?

Терепаев подтвердил:

– Это точно. Чего вас брать, вымираете естественным путем. На вас и отчетности нет, записать некуда. Но вопрос не в этом, вопрос в другом: тот ли он человек, за кого себя выдает?

– Я же говорю... – начала Липкина.

– Слова – не доказательства.

– Смотря какие! – Мария Антоновна взяла Терепаева за руку и отвела его в сторону. И что-то зашептала ему на ухо.

Тот слушал, посмеиваясь, и заключил:

– Да... Такого про себя ни один мужик не расскажет! Никому! Ладно, закрыто дело. Украденное, получается, не украдено, а других претензий не имеется. Только беспокоите зря!

И он уехал.

18

Он уехал, но люди не разошлись: очень уж охота было посмотреть, что будет дальше.

Нестеров выдвинулся вперед, повернулся ко всем и сказал негромко, но внушительно:

– Вот что... Вы меня извините, конечно, но мне кажется, всем надо отсюда уйти. Вы это и сами понимаете, да? А то неловко как-то...

И его послушались, как ни странно. Может, всего лишь потому, что без его слов все понимали, что неловко, но себе в этом не признавались. А вот слова сказаны – и сразу получается, что ты зевака и неделикатный человек, перед соседями в таком свете выглядеть не хочется.

Все разошлись, Константин и Липкина остались вдвоем. Он сел на лавку, словно разом обессилел, вытер пот со лба.

– Обиделся? – спросила Липкина.

– На что?

– Ну, как же. Получается, я от тебя отреклась.

– Ты же объяснила. Явился муж и тут же что-то украл. Позорище.

– Вот именно. Учитывая, что я про тебя все эти тридцать лет рассказывала так, что ты был для всех ангел просто. Скажут: врала учительница. Вся репутация насмарку. А у меня, может, кроме репутации, ничего больше и нет... А ты-то сам зачем отказываться начал? Придумал: вместе сидели, умер... Зачем?

– Тебя жалко стало. Говоришь же: репутация. А какая тут репутация, если я бомж действительно? Пусть уж лучше все думают – чужой человек, жулик, обманом к тебе втерся. А я обманом и так всю жизнь жил.

– Ладно. Пошли, – сказала Липкина.

– Куда?

– Обедать, куда ж еще?

Она пошла в дом, а Константин направился в сарай. Он достал спрятанный сверток, развернул его. В нем оказались документы. Константин раскрыл паспорт – старый, потрепанный. Там была его фотография давнишней давности. И надпись на первой странице: КОСЕНКО ВИКТОР ЕФИМОВИЧ.

Он раскрыл и другой паспорт, тоже неновый, и фотография тоже старая. Там значилось: ЛИПКИН КОНСТАНТИН БОРИСОВИЧ.

Посидев и подумав, Константин сунул оба паспорта в карман и торопливо пошел из сарая. Пробрался огородом – к берегу. К подвесному мосту.

Торопливо шел по качающимся доскам. На середине остановился, достал один из паспортов, порвал его в клочки и кинул в воду.

Какой, мы не знаем.

И пошел обратно к селу.

Но, дойдя до берега, резко развернулся и еще быстрее пошел прочь; мост так и мотало из стороны в сторону.

А Липкина, стоя на крыльце, видела это.

Но не окликнула, не стала догонять. Просто молча смотрела, о чем-то думала.

О чем, мы не знаем.