Деревенский бунт - Анатолий Байбородин Страница 74

– Емеля, подыграй-ка, милый! Эдакое стильное, а я сбацаю…

– Ага, счас подыграет… сбацаешь… – прибежал Дед Мороз и так поддал берёзовым батожком Бабе Яге в костлявый зад, что карга вылетела на метле в отпахнутую дверь.

Ребятишки дружно посмеялись, словно так задумано про Бабу Ягу, пуще загомонили, катаясь на валенках по крашеному полу, и лишь напуганная Бабой Ягой Матрёшка тихо плакала.

– И кого они нынче нарядили? – маялся Аверьян, глядя на Деда Мороза. – Какого дуболома?

Он всех в Кедровой Пади знал подноготно и ведал про деревенских больше, чем те сами про себя. И если у народа заводилась тайна, Аверьян ночами напролёт ворочался в постели, пихал локтями свою старуху-демократку, которая боролась с русскими дураками и к вечеру валилась с ног и спала как убитая. Но Аверьян будил её, и они на пару гадали: чего ещё удумали русские дураки и не пора ли ноги в горсть и – за кордон, в родную техасскую степь, где прикупили на старость конный заводишко.

Но сейчас на рождественской ёлке Аверьян мучился, гадал, кого же нарядили Дедом?.. И, как на беду, старуха не мельтешила под рукой, та бы махом прознала, у той на русского дурака нюх собачий. «Надо допросить… и хорошо бы с пристрастием…» – Бывший чекист, ныне американский подданный Аверьян Вороноф посеменил к Деду Морозу.

– Это ты, Кеша? – приступил с допросом, пока ещё без пристрастия. – Когда успел нарядился?.. Кеша?

– Дед Мороз, – скромно отозвался дед.

– Ну, это ясно, придёт серенький волчок и сожрёт тебе бочок. Я тебя спрашиваю, Кеша?

– Да не Кеша я, не Кеша! – занервничал Дед Мороз. – Что ты ко мне пристал… банный лист?!

– А ты не лайся, не лайся!.. – сурово осадил Аверьян. – В восемнадцатом не таким рога обламывали. «Бурю в пустыне» налажу – мигом узнаешь, где раки зимуют в Ираке… А потом и Сербию покажу… Тебе деньги плочены, вот и будь ласков. Тебя наняли, ты и пляши. Водились бы побрякунчики, будут и поплясунчики. Так у вас, русских, говорят?..

Утихомирив распалённую гармонь, подскочил Емеля выручать Деда Мороза. Не гляди, что дурачок, мухи не обидит, тут даже окрысился:

– Ты!.. Пень трухлявый!.. – Емеля тяжело и протяжно оглядел ехидного мужика. – Ты чего косоротишься?.. Не нравится?.. Тогда спрячься подальше, чтоб я тебя долго-о искал… и не нашёл.

– Ишь ты, и убогий заговорил, – засмеялся Аверьян.

– Какого ты ляда ко мне вяжешься?! – подхватил и Дед Мороз.

– Ладно, не будем ругаться, – смягчился Касьян. – Не те времена, демократия… Чую, что не Кеша – тот мелкий… Но если не Кеша, тогда кто и откуда?

– Из леса, – мрачно вздохнул дед.

– Из какого собеса?

– Из леса!.. – рявкнул Емеля в волосатое Аверьяново ухо. – Разуй уши, кум!

– Иди-ка, милый, – попросил дед Аверьяна, – не мешай дедморозить.

– А ты мне не тыкай!.. Не тыкай!.. Я с тобой в одной бане шайки не пинал…

– Да пошёл ты!..

– Во-во, лаяться вы все мастера! Поди, уж бутылку зарядил для храбрости, ханыга! А и гляжу, нос красный.… Мороз – Красный нос… Тут дети кругом, а он лыка не вяжет… Нет, какого дурака они нынче нарядили?.. Умный разве станет щёки малевать и перед ребятишками выкамаривать… Нет, тебя спросили, докладай: кто и откуда?

– Кто тут меня потерял? – в сивушном облаке опять явился Кеша Чебунин. – Что за шум, а драки нету?.. А-а-а, это ты шумишь… дядя Сэм. Не сидится тебе в Америке, вынюхиваешь? Займи-ка на бутылку, Аверьян. У тя же деньжищ, что у дурака махорки.

– Ты вначале со своей бабой разберись… комуняка-вояка!

– Да-а, у тебя, Аверьян, в Крещение снега не выпросишь. Но, однако, допляшешься, буржуйское отродье, холуй американский, – выругался осерчалый Кеша. – Мы, коммунисты, вожжи в свои руки возьмём, тебя, мироеда, к ногтю прижмём.

– Я, между прочим, тоже коммунист, и такие посты занимал, какие тебе не снились.

– Жлобина ты, не коммунист. Я же о тебе ещё при Советах сочинил, помнишь: ежли ты коммунист, но ворюга и жлоб, Сталин встанет из гроба и даст тебе в лоб!

– Сгинь, пьяная харя! – выругался Аверьян.

Когда Кеша, матюгнувшись, отчалил, ехидный мужик опять пристал к Деду Морозу:

– Кто такой будешь?

Дед Мороз смачно плюнул Аверьяну под ноги, а Емеля, отложив гармонь, вспетушился, пошёл на мужика вздыбленной грудью:

– Тебе же русским языком сказано: Дед Мороз… Или ты по-русски не бельмесишь? Может, на идише ^[129] сказать?.. Могу…

– О! – Касьян поднял кверху когтистый палец. – Юдофобия, статьёй запахло…

Дед Мороз разозлился:

– Ты на арапа-то не бери, не на тех нарвался. Дед я!.. Мороз Иваныч!.. – Дед прокричал, округлив раздражённые побелевшие глаза.