Пережить бы выборы - Наталья Горская Страница 74

– Депутаты в Госдуме, – подсказал кто-то под общие смешки.

– Ну, Аркаша, ты ещё президенту нашему об этом скажи! – хохотнул начальник цеха капремонта. – Сейчас все треплются: и начальники, и подчинённые. Каков поп, таков и приход: каждый народ достоин своего руководителя. Болтовнёй скурвили народ, чтобы он не особо замечал развал промышленности, жилищного комплекса и всего прочего.

– У Вас в цеху, Владимир Сергеевич, – развернулся старший нормировщик в сторону начальника капремонта, – тоже замечены всплески необыкновенной говорильни. Я даже Надежду Алексеевну к вам подсылал, чтобы она высчитала время, которое тратится на разговоры.

– То-то я думаю, чего это она всё ходит? – усмехнулся капремонт. – Уж не влюбилась ли в меня грешным делом, а она эвон что, шпионит. Эх, Надежда моя и отрада, ничего от тебя мне не надо… И чего она там высчитала?

– Она ничего не смогла высчитать! Ваши работники её так заболтали, что она мне потом три часа о каких-то «ельцинских реформах» рассказывала. Кстати, никто не знает, что это такое?

– Нет, ну только здесь ещё не хватало разговоров о политике! – вовремя заткнул начальник Завода десяток ртов, которые с готовностью кинулись было отвечать на вопрос старшего нормировщика. – Ваша правда: болтают ужас как много. Даже у меня в кабинете слышно, как в техотделе о работе Госдумы орут, а технический кабинет вообще, кажется, уже на отдельные фракции раздробился.

– Неправда! – возмутился заведующий техкабинетом. – Мы всем миром за ТУС.

– Вот, нашли за кого голосовать! – взвился главный технолог. – Уж за кого-кого, но только не за ТУС.

– Даёшь «Стальную Россию»! – выдал начальник цеха капремонта и спросил главбуха: – Сулейманыч, а ты-то за кого?

– За «Русскую Россию», естественно, – устало ответил Наум Сулейманович. – За кого ж ещё голосовать старому еврею с дагестанскими корнями?

– Ха-ха-ха!

– А мне кажется, что наша власть нас за быдло держит, – мрачно констатировал старший мастер литейного цеха. – Они думают, что водку дешёвую народу дали, на экраны чернуху с порнухой выплеснули, обозвали всю эту проституцию почему-то демократией, и всё. Больше, по их мнению, людям ничего не надо. Нынче ведь не зря все СМИ взахлёб трещат, что для человека нет ничего важнее секса. Всё с подачи власть имущих: у кого из рабов всё в порядке с этим делом, тому можно зарплату не платить. У меня жена на днях ходила в ЖЭК скандалить насчёт отопления, ей так и сказали: «Чего такая злая? Мужа нет, что ли?» Она не знала, что и ответить скотам этим! Я пошёл, рыла им начистил, чтоб знали: муж есть.

– Ха-ха-ха!

– Они просто не понимают, с кем имеют дело! – продолжал мастер литейного. – Думают, что у нас вместо народа – самцы и самки с минимальным набором примитивных инстинктов, которым лишь было бы с кем перепихнуться да хоть чего-нибудь пожрать. Можно даже из корыта. Не понимают потока жизни и своего места в этом потоке. Они думают…

– Всё они понимают и ничего не думают, – «успокоил» его главный инженер. – Прекрасно видят и знают, что за страна вокруг них. Они же много ездят, а за окнами поездов пусть на большой скорости, но можно разглядеть Россию. Всё видят, но ничего не могут для этой России сделать. Они с прошлого века изо дня в день убеждают нас, что ничего не могут сделать, но всё-таки получают жалованье с людей, которых они когда-то убеждали в своей политической состоятельности. И даже считают себя вправе высокомерно и высокопарно рассуждать об этом самом народе, каким ему следует быть и о чём думать, сколько детей рожать каждой особи и сколько продуктов съедать в день, исходя из установленного ими размера минимальной потребительской корзины.

– Да уж! Достали, суки…

– Тише, товарищи! – призвал всех к порядку старший нормировщик. – Вы видите, какая зараза – эта политика? Стоит её только упомянуть, как люди перестают понимать, где находятся, и начинают трепаться о ней. Рабочее время расходуется чёрт-те на что! Простенький график, который можно сделать за полчаса, иной инженер теперь делает несколько часов, так как больше половины рабочего времени он тратит на разговоры или слушанье этих разговоров в исполнении своих коллег. Дошло до того, что всем вам известный технолог Клещ мне тут жаловался, что в техотделе теперь даже… поспать после обеда невозможно из-за политических баталий!

– Ха-ха-ха! Надеемся, Вы сняли с него проспанные им часы?

– А вот и нет! Я предлагаю ввести ограничение на разговоры в рабочее время о политике, выборах и кандидатах. Вы только вдумайтесь, что на это уходит больше половины рабочего времени! Это когда такое безобразие было, а?

– Да-а, при Сталине такого не было, – вздохнул кто-то скучающий по «старым порядкам».

– Но мы-то не при Сталине живём, – воспротивился каким-либо подпискам о «молчании на рабочем месте» начальник цеха капремонта. – Тоже мне «Клуб молчания»! Вся страна болтает, а мы вдруг молчать начнём, словно током шарнуло. Сейчас эпоха такая – информационная называется. По телику балаболят так, что уши закладывает. Да ещё и большие деньги за это получают. А мы молча строим самолёты, корабли, турбины…

– И ничего за это не получаем! – закончил за него главный технолог.

– Вот именно! Это в Китае неразумно рабочее время впустую растрачивать, потому что у них работа кипит по всем направлениям. А у нас-то давно ничего не кипит, а только так, дух испускает… Нет, я согласен, что с точки зрения элементарной дисциплины это выглядит очень уродливо, когда люди так неуважительно относятся к рабочему времени. Но у нас народ ещё в Перестройку развратили отсутствием работы на работе, которое заменили разрешением болтать о той же политике и политиках, президентов Мишей и Борей называть, как своих друзей-приятелей. Развратили людей болтовнёй так, что они уже вообще работать не могут. Я знаю, что многие наши сограждане сейчас за границу едут работать и жалуются, что «там не поговорить по душам» на рабочем месте о политике, о тёще, о пьянке в выходные, анекдоты не потравить. Там в каждом кабинете камера видеонаблюдения, которая пишет, кто и чем занимался в рабочее время. И если сотрудник по телефону болтал, в Фейсбуке торчал или курить каждые полчаса бегал, а потом чаи гонял, то у него эти минуты и часы высчитывают и вычитают из зарплаты. Но наших даже это не останавливает: они лучше уволятся с обидой на лице и домой жаловаться приедут – тут привычней языками чесать, потому что ТУТ никто не заинтересован в производительности труда. Люди развращены трепотнёй и отсутствием работы на рабочем месте! Это очень страшная зараза, я ещё в Перестройку об этом говорил, но меня никто не слушал. У людей теперь задача прийти и отсидеть положенные часы на работе, даже если работы как таковой нет. И это очень развращает и портит людей, потому что они потом недоумевают: «Какие ко мне претензии, если я отсидел от звонка до звонка положенные мне часы!». А вы только вспомните, как при Советах мы сверхурочно на работе оставались, столько было заказов и ремонтов? Не успевали за рабочий день выполнить план, столько работы было! Тогда, конечно, не до болтовни было, воевали даже с курильщиками, поощряли тех, кто курить бросал, потому что у человека тогда сразу два-три часа экономии времени получалось. А сейчас кому мы нужны со своим рабочим временем? Сплошные простои! Работаем вполсилы: то ждём, пока транспортники расшевелятся и наши грузы вернут, то какое-то из смежных предприятий ликвидируют, и мы не успеваем договор заключить с новыми, то забастовка у поставщиков. Давно ли лапти на семафоре повесили, господа? Уже тридцать лет продолжается застой в стране. Неужели не видно?