История моей жены. Записки капитана Штэрра - Милан Фюшт Страница 74

Как же до сих пор это не приходило мне в голову?

С момента этого открытия я целую ночь метался у себя в гостиничном номере, сходя с ума.

Вдруг именно поэтому она ведет себя столь непредсказуемо? Да ведь она боится меня! Возможно, в ее представлении я не человек, а чудовище: стоит мне узнать ее тайну, и гнев мой обрушится на нее. Она замыкается в себе из страха передо мной, и это вполне естественно, если она не решается раскрыть мне свою самую сокровенную тайну.

«Потому-то она и вынуждена красть у меня, бедняжка, — осенило меня, и я застыл как вкопанный. — Откровенно говоря, остается только восхищаться ее сдержанностью».

Разве я вел себя не с дотошностью исследователя? Готов был снова и снова все прикидывать да подсчитывать от начала до конца. А причина лежала на поверхности: шляпа, конечно, не стоила двух фунтов, никакие грабители на нее не нападали, переписка до востребования — вынужденный ход, да и все остальное — ее загадочность, двойственный характер, пребывание сутками в постели, а затем непрестанные отлучки из дому, подавленное настроение, — все оттого, что у нее на стороне ребенок. Стоит ли удивляться, что она возненавидела меня, когда у нее не было денег для родного дитяти?

При таком ходе мысли даже столь отдаленные друг от друга события, как шесть стаканчиков рома, выпитые в одиночку, и существование ребенка совпали в моем представлении аккурат в тот момент, когда я ранним утром позвонил у ворот виллы господина де Фриза в респектабельном квартале Брюгге.

Значит, и напилась она из-за ребенка — окончательно утвердился я в этой мысли, и на душе стало легче. К тому же дивное весеннее солнце поднимало настроение.

Об этом всего два слова: судя по всему, если человек в хорошем настроении, ему все удается. Такой удачи мне давно не выпадало. Мало того, что я получил должность, так мне еще было дозволено взять с собой супругу — и это в первое же плавание… На такой подарок судьбы я уж никак не рассчитывал. Идея осенила меня неожиданно, и я подумал: вдруг да получится? И вот, получилось!

Правда, рука у меня в тот день была легкая, я и сам предчувствовал, что мне повезет. Едва переступив порог конторы, я ощутил какой-то необычный запах.

— Запах арбуза? Да это же свежее льняное масло! — мгновенно определил я, о чем и не замедлил сообщить хозяину. С этого началась для меня полоса удач.

— Да, льняное масло, — с тихой радостью подтвердил господин де Фриз, и мягко кивнул своей седой головой. — Оно самое. А вы, сударь, похоже, в сортах масла разбираетесь?

— Как же мне не разбираться!

Дальше выяснилось, что я не только в товаре кумекаю, но и хорошо говорю на родном языке, нет в нем ни ученического оттенка, ни французского акцента, а он, де Фриз, должен признаться, что, взглянув на мой круглый почерк, решил, будто бы я скорей всего фламандец.

— Какой из меня фламандец! — недовольно буркнул я.

Затем оказалось, что я люблю гороховый суп, поэта Вилмоса Билдердика, а лучше капусты на сале вообще блюда не представляю.

— Но только если оно хорошо приготовлено, — деликатно поднял пальчик старый господин. Мы полностью сошлись во вкусах.

У него не вызывало сомнений, что перед ним один из ностальгирующих соотечественников, кто на чужбине больше радеет о судьбах отечества, чем живущие на родине.

— Что станется с Голландией? Что будет с этой маленькой страной, обремененной множеством колоний? — сокрушался старик.

Стены украшены фотографиями стройных, дорогих судов, и все они принадлежали ему, в саду в окнах теплиц мерцал синий свет, из чего можно было сделать вывод, что садоводство здесь поставлено на широкую ногу. Но все это ерунда. Волшебным паролем оказались слова «гороховый суп», словно некая царственная девица из сказки подхватила нас и перенесла на поля минувших времен, среди холмов и долин, у которых одно общее название: юность.

Старый господин завел речь о родине. Признаться, я едва не прослезился. Ведь я не привык задумываться над своей бродячей жизнью, над безродностью. Да и к чему?

Но сейчас я был тронут. Может, именно поэтому все у меня так благополучно уладилось. Сердце мое смягчилось, преисполнилось чувств. Я был как во сне. Этим постепенно разгорающимся утром мне грезился странный, призрачный сон: не так уж он плох, этот окружающий нас мир. И жизнь свою я до сих пор, пожалуй, недооценивал. И люди все-таки лучше, чем я о них прежде думал.

Словом, я полюбил и этого старого господина.

Или мир тоже благожелательнее относится к благожелательным людям? Может быть. Известно ведь: за уныние положена порка, за веселие — награда. Благодать и проклятие двулики на этом свете. Когда мы уже обо всем договорились, и я в последний момент упомянул, что хотел бы взять с собой жену, господину де Фризу показалось, что я замахнулся на лишнее. Это было очевидно.

— Вы недавно женаты? — поинтересовался он и, когда узнал, что это не так, продолжил расспросы: — Или вам настолько нравится быть с женою вместе?.. — И в голосе его чувствовалась горечь.

Я спокойно ответил «да» — именно потому, что сам вопрос мне показался странным.

С моей стороны это было ошибкой: глупо говорить такие вещи разведенному человеку. Глупо и безжалостно. А господин де Фриз состоял в разводе и был к тому же закоренелым женоненавистником. Перед приходом к нему я основательно навел справки — это никогда не лишне.

Однако господин де Фриз был несчастным человеком и, как свойственно несчастливым людям, отметил не мою ошибку, а свою собственную. Посмотрел мне в глаза и сказал с печалью:

— Впрочем, рад это слышать. Счастливчикам я больше доверяю… — и словно извиняясь, щелкнул над столом ножницами.

Короче говоря, мой работодатель заранее выдал мне премию, и я не могу передать, с каким чувством триумфа я вышел от него.

Пусть-ка после этого кто-нибудь осмелится сказать, будто я не способен радоваться! А главное, меня только что назвали счастливчиком. Меня! Хорошо еще, что я задержался в Лондоне и поехал в Брюгге, а не сбежал на край света!

Любопытно, какую рожу скроил бы Кодор, узнав, что я за один час добился того, что он так и не сумел пробить для меня?

Пробить, называется! Ну, коли уж мы об этом заговорили, необходимо упомянуть, что видел я его рекомендательные письма, он их написал целых два: несколько скупых строчек, сухая поверхностная рекомендация — мой приятель не слишком-то пекся обо мне. Что ж, и этот урок пойдет впрок. Он учит не полагаться на людей, у которых и в мыслях нет всерьез принимать твои беды.