На прибрежье Гитчи-Гюми - Тама Яновиц Страница 74

– Именно для этого! – настаивала я. – Ты все равно быстрее пятидесяти пяти миль в час не ездишь!

– Хорошо, а вот такая гипотетическая ситуация, – сказал Билл. – Допустим, я купил красивую и очень дорогую картину. Зачем я это сделал?

– Чтобы тебе все завидовали. Чтобы показать, что у тебя куча денег.

– А может, потому, что она чудесное произведение искусства и глубоко меня тронула?

– Это не повод ее покупать. Не будешь же ты целыми днями сидеть и на нее смотреть. Поначалу, может, и посмотришь. Но пройдет неделя, впечатление от нее будет уже не то, и тогда ты станешь приглашать к себе друзей, надеясь, что получишь удовольствие от того, как ею восхищаются они. Потом ты начнешь беспокоиться, удачно ли вложил деньги, растет ли твое приобретение в цене или падает, и окажется, что настоящей причиной покупки было именно это. Прости, может, я не очень понятно объясняю…

– Я вроде въехал, – загоготал Пирс, решив, видно, что я шучу.

– Мне скучно, – сказал Леопольд. – Скоро поедем? – Он подобрал зубочистку и прочесывал ею ковер.

– А что, если я куплю большой дом? – предложил Билл. – Для нас с тобой.

– Ты же не можешь находиться в нескольких комнатах одновременно. Люди покупают большие дома только для того, чтобы произвести впечатление на окружающих! Жалко, Теодора с нами нет. Он бы сумел тебе объяснить.

– Но это же так чудесно – жить в красивом доме, покупать красивые вещи, – озадаченно сказала Бетани.

– Все это внешнее, а настоящее счастье – оно внутри, – объяснила я. – Ты обязательно встретишь кого-нибудь, у кого дом еще больше, и все твои красивые вещи тебе опостылят. Впрочем, и в твоих словах есть доля разумного.

– Тогда что плохого в том, что я мечтаю жить в Брентвуде с твоим братом-кинозвездой?

– Не буду с тобой спорить, – сказала я. – Мечтай, если хочешь, но с нами в Калифорнию ты не поедешь, и точка.

– Пирс! – жалобно воскликнула Бетани.

Мы обе обернулись к Пирсу.

– Вы, девочки, сами разбирайтесь, – сказал он и допил спирт из стаканчика. – Мне все равно.

– Видишь, Бетани? С этим ты ничего не поделаешь – ему все равно. Он совершенно равнодушен ко всему, кроме как поесть и покайфовать. Вот поэтому-то он и станет знаменитым. До глубины души его ничто не забирает.

Я царственно встала с коленей Билла. Он тоже поднялся, направился, пошатываясь, к одному из стеклянных шкафчиков, распахнул дверцы и забрался внутрь. Бетани зарыдала. Увидев, что она плачет из-за такой ерунды, как мой братец, я расхохоталась.

– Пирс, неужели это правда? – говорила сквозь слезы Бетани. – Тебе действительно все равно? – Пирс молча налил себе еще спирта. – А ты, Мод, надо мной издеваешься, – продолжала она. – Думаешь, ты особенная, потому что никогда не умирала от любви. Но я тебе докажу, что это не так!

– Эй, ты! – сказал Пирс, внезапно вернувшись в нашу реальность. – Ты как с моей сестрой разговариваешь?

– Это мне напоминает одну песню. – Леопольд вскочил и запел тоненьким голоском:

Моя мать была истинной леди,

Как и ваша была, может статься,

А вот дочь ее нынче в беде.

Помогите несчастной подняться!

– Браво! Браво! – зааплодировала я.

– Пирс, я хорошая, – продолжая всхлипывать, сказала Бетани. – Это твоя сестра решила, что я злая и глупая. Кто дал ей право считать себя лучше всех?

– Пожалуйста, не уезжайте! – раздался из шкафчика голос Билла. – Сходим в «Вики-Ваки» или в «Пир рыцарей», куда пожелаете!

– Ой, пожалуйста, давай пойдем в «Пир рыцарей», – обрадовался Леопольд. – Там наверняка подают марципаны, фрукты засахаренные, меды ароматные, мясо дикой косули и много всего другого, чем я мечтал угоститься под аккомпанемент флюгельгорна, колесной арфы и виолона.

– Что-что? – спросила я изумленно.

– Это средневековая еда, – объяснил Леопольд. – Я читал про нее в библиотеке, в «Истории кулинарии». Там, правда, некоторых страниц не хватало.

– Что такое «флюгельгорн»? – спросил Пирс.

– Это средневековая то ли труба, то ли тромбон, – ответила я. – Леопольд, ты поразил меня своими познаниями, но я подозреваю, что в «Пире рыцарей» подают не рыцарскую еду, а самых обычных жареных цыплят и свинину на ребрышках. Билл, слушай, ты не одолжишь мне еще немного денег? Я тебе обязательно верну.

– Бумажник вон там, – простонал Билл. – Я посижу в шкафу – мне страшно вылезать. Только прошу тебя – не уезжай насовсем! Обещай, что вернешься!

Поскольку дверцы шкафчика были решетчатые, я, решив, что воздуху ему хватит, связала ручки резиновым шлангом, а Билл, как и хотел, остался внутри. Похоже, полумрак действовал на него успокаивающе. Бетани лежала на полу и рыдала.

– Можешь не вставать, Бетани, – сказала я. – Кстати, Билл, мне на самом деле не восемнадцать.

– Я так и знал. Ты кажешься гораздо старше.

– Мне девятнадцать. – Я достала из бумажника пятьдесят долларов и ключи, отдала Бетани один из подписанных Биллом листов, и мы ушли.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросил Пирс.

– Билл разрешил нам воспользоваться его машиной. Он написал это вот здесь, – показала я второй лист. – Во всяком случае, подписал. Садись и заводи мотор, пока он не передумал.

– Чего? – изумился Пирс. – Он нам дал свой новенький «Корвет»? Круто!

Мы расселись. В машине воняло чесноком и рыбой.

– Господи, чем это несет? – сказал Леопольд. – Наверное, это его ребенок обделался на прошлой неделе. Или… – Он нырнул под сиденье и что-то оттуда вытащил. – Фу, гадость! Это оставить или выбросить?

– Так что делать будем? – спросил Пирс.

– Выбрасывай. Форт-Лодердейлом я сыта по горло. Слава богу, хоть не пришлось ради твоей карьеры расставаться с невинностью. Поехали отсюда.

Мы отправились в отель за Трейфом.

– А он даже милый, правда? – сказала я.

– Кто? – спросил Пирс.

– Билл.

Пирс с Леопольдом загоготали.

– Мод, тебе необходимы очки, – сказал Леопольд.

– Уж как-нибудь обойдусь, – ответила я.

– Я думал, он тебе не нравится, – сказал Пирс.

– Он купил мне все это! А вы даже не заметили. Наверное, это следует счесть доказательством вашей гетеросексуальности. К тому же я взяла у него из бумажника пятьдесят долларов. Может, задержимся еще? Он мне тогда зубы отбелит.

– У тебя и так зубы белоснежные, – сказал Леопольд.

– Ну, ладно. И вообще, он не виноват, что я люблю другого.

– А кого? – спросил Пирс. – Я что-то забыл.