Тигры в красном - Лайза Клаусманн Страница 74

— Отпусти мою руку, Тайлер, милый. Не устраивай сцену.

Она вошла в бар, держа спину очень прямо, и увидела меня.

— О, Эд, — сказала она. — А где Дейзи?

— На причале. — Я пытался понять ее реакцию. Она должна сознавать, что я мог их слышать, но она промолчала на этот счет. Просто ушла.

Я подумал об этом и о том, что это значит. Она могла сказать миллион разных вещей, например: «Тайлер Пирс пьян», или «Боже, этот Тайлер Пирс — тот еще тип», или «У меня сейчас случился очень странный разговор с Тайлером Пирсом». Но ничего такого не сказала. И я думал над этим. И пошел вслед за ней на причал, обратно к Дейзи.

— Эд Льюис, ты самый медлительный человек на свете, — сказала Дейзи, увидев меня. — И что случилось с моим коктейлем?

Я посмотрел на джин с тоником и понял, что почти допил его.

— Меня задержали, — ответил я.

Тетя Ник доставала платочек из своей сумочки.

— Ох, ладно, — сказала Дейзи. — Пойду сама возьму.

Я смотрел, как она заходит внутрь и идет к бару. С того места, где я стоял, было видно, как она заказывает напиток у Томаса, как к ней подходит Тайлер и кладет руку ей на талию. Я хотел было пойти туда, но тетя Ник меня остановила:

— Эд, мы с дядей Хьюзом собираемся домой, ужинать. Ты приглядишь, чтобы Дейзи благополучно добралась до дома? Не гоняйся за дамочками. И не позволяй ей слишком много пить. Это неприлично.

— Я не гоняюсь за дамочками, — ответил я.

— Да, хорошо, — сказала тетя Ник, явно не слушая. — Я оставлю вам поесть на кухне. Сэндвичи? Что-нибудь придумаю. Не забудьте поесть, когда вернетесь.

Она поцеловала меня в щеку, и снова ее духи слегка обожгли мне ноздри. Дядя Хьюз беседовал возле устричного бара с каким-то мужчиной в ярко-красных брюках со столь же кричащим зеленым ремнем. Она подошла, положила ладонь на его руку, он повернулся и посмотрел на нее так, будто весь вечер ждал этого момента. И они ушли.

Я направился в бар, к Тайлеру и Дейзи. Он ухмылялся ей. Я подошел совсем близко, но они не заметили. Иногда я могу вот так стоять совсем рядом с кем-то, а человек при этом даже не подозревает, что я здесь. Я не вполне понимал, в чем фокус, — просто надо быть очень спокойным, тихим не только снаружи, но и внутри, в голове. Нужно стать пустым и тихим, и тогда почти перестаешь существовать.

— Я должен перед тобой извиниться. Пойму, если ты возненавидела меня. Я повел себя очень гнусно прошлым летом. — Он продолжал ухмыляться, точно это какая-то шутка.

Дейзи молчала.

— Я ужасно себя чувствую. Мне не следовало так с тобой расставаться.

— Да, — наконец сказала она. — Ты был отвратителен.

— Я сожалею об этом. Ты сможешь меня простить?

— Не знаю.

— Позволь мне все исправить.

Она, видимо, собиралась ответить, но что-то заставило ее обернуться. Она, кажется, испугалась, увидев меня.

— Эд, бога ради, перестань так подкрадываться к людям.

— Я не подкрадывался.

Это была правда, я стоял на виду.

— Ты понимаешь, о чем я. — Она слегка топнула ногой.

— Твоя мама сказала, что я не должен позволять тебе слишком много пить.

— Мне не нужна нянька, — ответила Дейзи.

— Она просто заботится о тебе. Да, Эд? — Тайлер улыбнулся мне. По-моему, он считает меня слегка умственно отсталым.

— Я забочусь о Дейзи, — возразил я.

Тайлер сузил глаза, точно я сказал что-то неприятное. Его поза слегка изменилась, он чуть откинул голову назад, изучающе глядя на меня.

— Ну, нет причин для беспокойства, — заявил он. — Я за ней пригляжу.

Я молчал и смотрел на него.

— О, Эд, в самом деле, — сказала Дейзи. — Не чуди.

Порой мне кажется, что Дейзи действительно меня понимает, что она знает о моей работе, что она одобряет или, по крайней мере, терпит ее. Но может, я просто сам себя дурачу.

— Мы хотим прогуляться, — сказала она. — А ты что будешь делать?

— Не знаю, — ответил я.

— Ну… — она помедлила, — тогда увидимся дома.

Она взяла Тайлера под руку. Он оглянулся, усмешка снова сделалась уверенной.

— Приятно было повидаться, Эд.

Но руку мне он не пытался пожать.

— До свидания, — сказал я.

Я тоже прогулялся, шел и шел вдоль залива, пока не надоело, а потом вокруг галереи «Олд Скалпин». Несколько человек на велосипедах ждали последний паром на Чаппаквиддик. Среди них была одинокая молодая женщина с косынкой на голове. Она все пыталась застегнуть порвавшийся ремешок на туфле, а он отчаянно сопротивлялся. Мне вдруг стало трудно дышать. На миг подумалось, не сесть ли тоже на паром, но Чаппи — дикое место, еще заблужусь в темноте и свалюсь в заросли ядовитого плюща.

Я прошел по Северной Водной улице, потом свернул налево на Морс-стрит. Теннисные корты звали меня, но я их проигнорировал. Я уже уяснил, что если ходить куда-то снова и снова, то место утратит свою магию. Поэтому я пошел по Фуллер-стрит, застроенной идеальными белыми домиками с круговыми верандами. Впереди показалась фигура, женская. Я шел тихо, не ступая на всю ногу, как учил меня мистер Ридинг в скаутах много лет назад. Догнав женщину, я узнал ее — по оттенку рыжих волос и по тому, как она слегка сутулилась, это была Оливия Фиалковые Глаза.

Она свернула в ворота одного из участков. Я подождал, пока в комнате наверху загорится свет. Затем прошел в ворота и спрятался в тени дома, откуда хорошо просматривалось это окно.

Она приблизилась к окну, подняла раму повыше, провела рукой по шее, точно ей было жарко. Стянула платье, комбинация на ней была розовая, как внутренняя поверхность раковины. Потом она ненадолго исчезла, и я даже подумал, что она уже не вернется. Но только я собрался уйти, она возвратилась. Она неподвижно стояла перед окном и вдруг закрыла глаза ладонями. Я услышал плач — не потому, что она громко плакала, нет, плач был тихим, просто мы находились совсем близко друг от друга, просто она была в десяти футах надо мной.

Мне очень хотелось войти. Хотелось коснуться ее и узнать, что у нее под кожей. Она казалась интересной, в ней чувствовалась надтреснутость. И эта надтреснутость меня как раз и привлекла — проблеск того, что скрывается под поверхностью. Бретельки комбинации врезались в пухлую спину, ногти обкусанные, размазанная помада, стрелка на чулке.

Я знал, что не могу войти. Если Фрэнк Уилкокс меня чему-то и научил, так это тому, что Остров слишком мал. Ему повезло, Елена Нунеш была всего лишь чьей-то горничной. Но Оливия — одна из нас. Она под запретом.

И все же, покидая двор, оставляя ее тихо всхлипывать в одиночестве спальни, я был полон странным ощущением удовлетворенности. Легкости, точно все возможно, точно мир — это моя устрица. Не всегда важно сделать, иногда достаточно подумать, стоя в одиночестве в темноте, быть честным с собой в своих желаниях.