Всего лишь женщина - Гали Манаб Страница 73

В результате встречи с Магомедом я пришла к решению, что попытку с Шереметьевым нужно повторить, провести, так сказать, психологический эксперимент над собой. Мне нужно было убедиться, что теперь я ничего не боюсь, как при первом свидании, что я изжила тот страх перед мужчинами, которые меня, как я подсознательно боялась, обманут, используют и бросят. И, вопреки ожиданиям Игорька, однажды предложила поехать к нему домой. Он немного растерялся сначала, затем после долгих расспросов, а уверена ли я в своих желаниях, получив утвердительный ответ, от счастья не находил себе места. Он мне звонил каждые десять-пятнадцать минут и говорил:

– Не верю своему счастью. И рабочий день длится целый век. – И неоднократно переспрашивал: – А ты точно не сбежишь?

Вечер эксперимента настал. После работы мы, как и планировалось, поехали к нему. Он жил в тихом центре: на Чистых прудах, в старом элитном доме. Когда мы преодолели громадные двойные железные двери со сложными замками, то оказались в просторной, светлой, двухкомнатной квартире. Она сверкала безукоризненной чистотой. На поверхностях не было ни пылинки. Паркет блестел.

Шереметьев по-хозяйски прошел чуть вперед, распахнул двухстворчатые стеклянные двери и, улыбаясь, произнес:

– Проходи, это моя гостиная. – Лицо его просто сияло от счастья. – Я сейчас соберу на стол. У меня есть французское шампанское.

И убежал, как я поняла, на кухню.

Оставшись одна, я огляделась. Большая, метров тридцать, комната была обставлена дорогущей, модерновой мебелью в стиле минимализма. Гостиная. Надо же, какое слово! Буржуйское. Невольно на ум пришло: «Как у профессора Преображенского». В гостиной тоже царил полный порядок.

Только на большом компьютерном столе был завал: стопка бумаг формата А-4, часть из них исписанная, в беспорядке лежала на одной стороне стола, часть чистой бумаги – на другой стороне, здесь же была пирамида раскрытых книг. На всех прилегающих к столу полках царил такой же хаос: диски, дискетки, опять же стопка распечатанных на принтере бумаг.

А в целом в квартире была чужая мне атмосфера. Там шла другая жизнь, жили другие люди. Хозяин полностью гармонировал с атмосферой квартиры. Мне невольно подумалось, что про таких, как он, в книгах пишут: «Хороший мальчик из старой московской семьи, где вслух читали книги и пили по вечерам чай. А из спортивных игр отдавалось предпочтение интеллектуальным – шахматам».

К реальности меня вернул Шереметьев. Он в одной руке держал ведерко из фирмы «Цептер» со льдом на дне, из которого выгладывала бутылка шампанского «Мондоро», а в другой руке – большое, красивое блюдо с нарезанными и красиво уложенными кусочками ананаса, и весело улыбался. У меня опять возникла какая-то странная мысль, будто я не с Шереметьевым, он казался теперь чужим, а в каком-то голливудском фильме. Я почувствовала растерянность, неуверенность. «Мистер Буржуй», – как всегда иронично промелькнуло у меня в голове. А Шереметьев с сияющим лицом посмотрел на меня, потом перевел взгляд на компьютерный стол и сказал:

– Извини за так называемый творческий беспорядок. Я никому не разрешаю подходить к моему рабочему столу, и поэтому у меня там всегда такой завал. Тем более в процессе работы. Я потихонечку пишу докторскую.

Меня такой монолог опять вернул к реальности. Я узнала своего вздыхателя, коллегу, с которым мы встречаемся каждый божий день, и между нами не стоит классовое различие.

– А еще долго писать? – вполне уверенно спросила я.

– Долго. Давай не будем об этом. У меня голова сейчас забита другим.

– А чем же она у тебя забита, ученый ты мой? – спросила я, все более возвращаясь к реальности и вновь приобретая власть над ним.

– Ты сама знаешь. Я счастлив видеть тебя у себя дома. Я просто не верю своему счастью. Давай выпьем по этому поводу шампанского.

– Я только пригублю за компанию, – сделала я одолжение.

Спиртное я не стала употреблять преднамеренно, вспоминая тот вечер в ресторане и боясь вновь потерять контроль над собой. Но вечер вне рабочих стен, при приглушенном свете и под тихую музыку, опять приобрел оттенки романтизма. А Шереметьев, в отличие от меня, наоборот, пил шампанское, для храбрости, наверное.

Когда он снял пиджак и изящно, как он это умеет, повесил на спинку стула, я заметила нервную дрожь его рук. Он нервничал, как подросток. Это меня немного умиляло, с одной стороны, но с другой стороны, пугало. Мне вдруг показалось немыслимое: а вдруг он боится меня, а вдруг у него не было опыта сексуальной близости? Я представила ситуацию: я боюсь его в силу своей прошлой «несчастной» любви, а он боится меня в силу своей неопытности. Мне от этих мыслей стало весело, и я рассмеялась.

– Что смешного, милая? – спросил он нежно.

От этой нежности у меня потеплело на душе, появилось ощущение надежности. Я подошла к нему, села на колени и сказала:

– У меня такое чувство, будто с тобой это впервые.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил он.

Его уточнение меня насторожило.

– Извини за бестактный вопрос, но у меня такое странное чувство, будто у тебя не было сексуального опыта…