Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови - Наталья Штурм Страница 72

Жаль расставаться с ним, но по-другому мне не решить своих проблем.

Я еще долго сидела и разговаривала с бриллиантом.

Прощай, Степан Палыч! Вам – заниматься политикой, а мне – забыть о вас, как о прекрасном сне… А может, это и был сон?

Только колечко реально.

И продать его оказалось непросто: украшения – сомнительное капиталовложение. Покупаешь дорого – продаешь уже за полцены.

Как бы там ни было, за эти самые полцены я все-таки упросила купить кольцо хозяйку одной картинной галереи. Она позвонила мужу и назвала цену вдвое больше, он безропотно согласился.

Интересно, он ее бьет? А если бьет – она его прощает?

В любом случае без денег она точно не останется. Молодец!

В тот же день я вернула Блекину долг. И обрадовалась больше него. Для него это лишь деньги, а для меня – самоуважение.

Блекин оказался психически нормальным мужчиной лет сорока пяти, с внешностью сумасшедше-обаятельного Бармалея.

Мы встретились в Петровском парке. В первомайские праздники там всегда бывает много народу с детьми. Я «натаскивала» себя на адекватность мировосприятия. Ну и что? Скоро и я так же буду гулять со своим сыном. И незачем больше отводить глаза от колясок и счастливых мамаш.

Блекин шел рядом и монологом исповедовался.

– Зачем ты подругу мою напугал? – поинтересовалась я. – Она решила, что у тебя паранойя.

– А это я так женщин проверяю. Несу им всякий бред. Если испугалась – значит, можно продолжать знакомство. А если на все согласная (шизик и алкаш – ничего себе!), значит, хитрая. А хитрых я не люблю.

– А мне почему помог?

– А ты сразу напрямик ломанулась. Мне понравилось…

– Послезавтра суд по гражданскому… Думаю, все будет хорошо. Приглашаю тебя в ресторан. Ты хоть выпиваешь или это тоже фантазии?

– Ну, почему же, – обиделся Блекин, – я алкоголик. На самом деле.

Мне показалось, он произнес это с гордостью.

– А в чем это выражается? – решила я сравнить мужа и Блекина.

– Ну, как… Пью недели две непрерывно. Потом «капельница» приезжает и выводит меня из запоя. И так всю жизнь.

Я удивилась:

– А как же ты свой бизнес ведешь? И весьма неплохо!..

– Пока пью, конечно, начинают подворовывать. Потом прихожу в себя, половину увольняю и преумножаю потери.

– Так, если бы ты работал без сбоев, то, наверно, был бы уже миллионером! – порадовала я его.

Но он махнул рукой.

– Что ты! Мне это не нужно. Я по-другому устроен. Все равно все деньги раздам. Я вижу в этом свою миссию на земле – помогать нуждающимся.

Мне захотелось сказать ему что-нибудь очень хорошее.

– Знаешь, Блекин, ты очень талантливый бизнесмен. И необыкновенный человек. Хочешь, мы будем дружить?

– Конечно! – чистосердечно обрадовался Блекин, целуя меня в щечку.

– Слушай, хотела тебя спросить… А почему тебе нравятся только двадцатилетние девочки – ведь у вас такие разные интересы? – спросила я, рассчитывая на солидные умозаключения моего нового друга.

Он внезапно остановился, схватил меня за руку, и глаза его округлились:

– А ты знаешь, какие у них попки?!

В назначенный день суд рассмотрел лишь заявления о разводе и, не найдя разногласий, развел нас.

Я демонстративно жала руки адвокату, нарочито весело благодарила суд, но, вернувшись домой, разревелась, а вечером напилась как свинья с Блекиным в ресторане.

И даже не пыталась себе это объяснить. Есть что-то в женской психологии, не поддающееся никакому объяснению…

Рассмотрение вопроса о ребенке суд перенес… на июль месяц. Период отпусков и всякое такое… Можно понять.

Но я уже реагировала на все спокойно. И не сомневалась, что скоро увижу своего сына.

По слухам, доходившим до меня, я узнала, что у Вани уже вылезли все зубки, он говорит «папа», а на родной макушке торчит светлый непослушный вихор. Он забавный и смешной. Если не успевает на горшок, кричит сам себе «ай-яй-яй-яй».

Расплатившись с долгами, я наконец-то купила машину. Конечно, не такую дорогую, как предыдущая, но вполне вместительную и комфортную. На заднем сиденье уютно пристроилось детское кресло, купленное в тот же день в «Совенке».

Все было готово к возвращению Ивана.

Судебное заседание по определению места жительства несовершеннолетнего Ивана проходило на третьем этаже.

Возле входа по-прежнему звенел металлоискатель, и охранников не было вообще. Наверно, они ушли в отпуск.

Возле дверей небольшого зала на стульях сидели истица и ответчица. Последняя с видом оскорбленной добродетели, а другая – с огнем праведного гнева в глазах. Рассматривался коммунальный вопрос: соседка сверху постоянно заливает нижнюю. Были приятельницами – теперь судятся. Обеим лет под семьдесят. Мне объяснили, что они здесь постоянные клиентки.

Секретарь вышла и назвала их фамилии. Старушки поспешили в зал.

Следующими были мы.

Мой адвокат невозмутимо читал свежую газету, а я тихо переговаривалась с Люсей, которая вызвалась быть свидетельницей.

Адвоката Роберта еще не было.

«Неужели опять перенесут?» – с тоской подумала я, поглядывая на лестницу.

И в этот момент показалась голова Роберта. Он поднимался вместе с адвокатшей, она что-то доказывала, жестикулируя.

На всякий случай я переместилась поближе к адвокату. Все-таки разряд по боксу…

Роберт направился прямо ко мне и, поздоровавшись с адвокатом, тихо попросил:

– Можно тебя на пару слов?

Я не видела его три месяца… Исхудал… Я поняла, что означает выражение «нет лица».

Скулы резко выделились, кожа потускнела и «пошла» множеством морщин. Исполненные тоской глаза ввалились, а безвольные губы едва шевелились, подбирая нужные слова.

Я поняла, что победила.

– Малыш, – едва слышно сказал бывший муж, – сегодня вынесут решение по Ваньке…

Ему тяжело давалась каждая буква…

– Я знаю, каким будет это решение…

Он часто заморгал и отвернулся. Потом резко вздохнул и продолжил:

– Я прошу тебя… пожалуйста… если можешь… разреши мне хоть иногда видеть сына…

Он опять отвернулся.

Возможно, он плакал.

– А ты полгода давал мне его увидеть? – спросила я.

Он беззвучно шевельнул губами.

Секретарь вышла, произнесла наши фамилии и пригласила в зал.

«…На основании вышеизложенного, руководствуясь статьями… суд решил определить место жительства несовершеннолетнего Ивана Крылова к матери…»