Рондо - Александр Липарев Страница 71

В небольшой аудитории рядовые комсомольцы расселись за учебными столами, преподавательское место заняли представитель парткома и комсомольский актив в лице двух молодых людей. Лысый, средних лет парткомовец хмурился, держался угрюмо и неприступно, всем видом подчёркивая драматизм момента. Все трое перешёптывались, низко наклоняясь головами друг к другу, и у тех, кто терпеливо ожидал, невольно складывалось впечатление, что в этом таинственном перешёптывании заранее рождается суровое наказание ослушнику. В действительности дело заключалось в другом: эпидемия гриппа уложила в постель нескольких деятельных членов организации, в том числе и комсорга, и троица делала последние уточнения по вопросу ведения собрания.

Началось со слова «Товарищи!», произнесённого комсомольским активистом тем тоном, какой уместен на гражданской панихиде.

– Товарищи! Для ведения собрания нам необходимо выбрать председателя и секретаря. Какие будут предложения?

Предложения успели подготовить загодя. Крепыш паренёк и девушка с полуприкрытыми веками переселились на председательское место. Слово предоставили всё тому же активисту. Он поднялся, упёрся кулаками в крышку стола и сначала рассказал о провинившемся: кто он, в какой экспедиции работает и мрачно поведал, в чём заключается его грех.

– Какие будут вопросы? – буднично спросил крепыш-председатель.

Вопросов не было, но всегда найдётся человек, который себя неловко чувствует, если спрашивают, а все молчат. Надо бы что-нибудь спросить.

– А как он учится?

– Учится он хорошо, – сообщил активист тоном, в котором слышалось откровенное сожаление. Учись виновный плохо, так его облик был бы предельно ясен. Больше вопросов не появилось, и слово предоставили грешнику. К столу вышел худощавый парень в очках.

«Один против всех. Через несколько минут эти все накинутся на него. Сейчас мода такая пошла. Раньше бились один на один. Последний раз я в таком участвовал тогда, давно, на задворках школы. И дрались мы по правилам. А нынче нападают кодлой. На нобелевского лауреата тоже кодлой нападали. Так теперь принято. Боец измельчал, боится выходить один на один. Сейчас накинутся и на очкарика. Накинутся не потому, что злы на него, их науськают. Как бы парню помочь?»

– Ну, объясните свой поступок.

– Тут и объяснять нечего, – спокойно и уверенно заговорил парень в очках, что лысому и активистам сразу не понравилось, и они стали на него внимательно смотреть, пытаясь смутить, заставить нервничать. – Год назад был у нас субботник, помните? Как нас тогда агитировали, как убеждали: без нас стройка никак не может, дело очень важное, нужное тра-та-та, тра-та-та… Ну и вспомните, чем мы там занимались. Ходили из угла в угол и покуривали. Я лично за весь день перенёс четыре доски с одного конца стройки на другой.

Нет, он всё-таки волновался. Каждое его слово было, как будто выковано, и падало в тишине, как тот знаменитый пятак, – звеня и подпрыгивая.

– К вечеру я зашёл в вагончик и поговорил с прорабом. Спрашиваю его: «На кой чёрт мы вам сегодня были нужны? Нас уверяли, что вы без нас не можете». Знаете, что он мне ответил? «Мы с вами, – говорит – не можем. Вы мешаетесь, под ногами путаетесь. Сегодня вы, в следующую субботу другие такие же придут. Нам нужны сварщики, монтажники, а вы что умеете?» – «Так чего ж вы от нас не откажетесь? Нет работы – и точка». А он меня спрашивает: «А почему ты не развернулся и не ушёл, когда понял, что тут делать нечего? Тебя заставили и нас тоже заставляют. У нас эти субботники идут по линии какой-то там работы». После этого я и решил, что ни на какие субботники-воскресники больше не пойду. Мало того, что это всё туфта, так ещё мешать людям, которые дело делают. Кроме того…

– Если один раз субботник организовали неудачно, это не значит, что и остальные надо бойкотировать. Случаются ещё у нас… А нынешний субботник особый, он проводился в рамках общесоюзного движения «За себя и за того парня». Может быть, вы решили заняться антисоветской агитацией? Тогда так и скажите, – громче, чем следовало, не выдержал член парткома. Не так пошло собрание.

– Я прошу меня не перебивать. Мне слово предоставил председатель собрания, и я имею право им воспользоваться, – невозмутимо не ответил на вопрос об антисоветской агитации парень в очках.

Сейчас он был хозяином аудитории. Лысого он переиграл своим спокойствием. Митя держал его сторону, болел за него.

– Кроме того, я считаю, что студенты-вечерники не могут и не должны участвовать ни в какой общественной работе. У них нет на это времени. Имитировать активную деятельность, – значит, заниматься обманом, профанацией. Тем более что у некоторых – семьи, дети. Неужели формальная галочка о проведении субботника важнее своей семьи?

Аудитория заметно повеселела. Активисты и лысый изо всех сил старались изменить общее настроение. Но против массового молчаливого веселья они выглядели людьми наивно, по-детски играющими в серьёзность.

– Какие будут вопросы? – заученно спросил председатель.

– Да какие там вопросы! Он всё правильно говорит, – раздалось с места.

Лысый член парткома встал.

– Я вижу, что в вашей организации работа по воспитанию человека коммунистического общества поставлена из рук вон плохо. Что значит: «Он всё правильно говорит»? Нет, он говорит неправильно. В нашем государстве под руководством ленинской партии… – начал издалека разгоняться оратор.

Он вспомнил первый субботник, тяжёлые годы восстановления хозяйства, первых комсомольцев… Говорил он долго и неинтересно. Его речь закончилась словами:

– То, что проповедует здесь этот ваш товарищ, льёт воду на мельницу наших недругов. Подумайте об этом. Я вижу, в зале есть комсомольцы, которые готовы разделить его точку зрения. Вместо того чтобы его одёрнуть, дать принципиальную оценку его словам, они кричат: «Он всё правильно говорит!» Саботировать субботники вам никто не позволит!

В сердцевине собравшихся возникло лёгкое ворчание, из которого выделилось слово «профанация».

Опять подал голос председатель собрания:

– Надо решение принимать. Какие будут предложения?

– Строгий выговор с занесением, – твёрдо припечатал один из активистов.

– Да отпустить его с миром – и делу конец, – послышался басок из задних рядов.

– Да как вы не понимаете?! – вскочил с места второй активист. – Такой поступок нельзя оставлять без наказания!

«Вот и эти тоже не сомневаются в том, чего можно, чего нельзя. Им доступны, неведомые для других, высшие истины. Заводская Зоя, ау! Также, как и она, эти трое находятся в какой-то изоляции. Сидят люди, не очень друг друга знают, но сейчас они все вместе, сейчас каждый для соседа свой, а эти трое инквизиторов – чужие. Они не ожидали, что так обернётся, они не привыкли, чтобы над ними посмеивались и растерянно ищут способ, чтобы закончить собрание тем аккордом, который они наметили ещё, может быть, вчера. Кто их знает – вдруг им удастся».