Дети белых ночей - Дмитрий Вересов Страница 71

– Дим, ну теперь-то мы можем позволить себе кольцо с бриллиантом! А тебе, я уже все продумала, мы купим кольцо с насечкой,– Наташа, закутавшись в плед, с ногами сидела на диване.

– Ты сказала своим, что беременна?

На Наташины глаза навернулись слезы.

– Тебе обязательно нужно все испортить и мне, и им? Да?

Вадим, тяжело вздохнув, запустил обе пятерни в волосы.

– Будущей маме нельзя плакать и волноваться, успокойся.

– Слушай, Иволгин, тебе что, не терпится стать отцом? В качестве мужа ты себя не представляешь или боишься, что без ребенка я брошу тебя?

Это был явный и злой перебор. Наталья все понимала, но остановиться не могла:

– Так ты не бойся, я и сейчас могу уйти, останешься свободным, без проблем. Думаешь, я не вижу, как тебя ломает вся эта суета, как раздражают мои вопросы...

– Послушай...

– Нет, Димочка, это ты послушай! Не я вызывала сюда родителей, не я затевала всю эту свистопляску со свадьбой! Ты вообще-то понимаешь, что происходит в моей жизни? Я отказалась от спорта ради того, чтобы быть с тобой и родить ребенка! А ты, как последний эгоист, кривишь морду, когда я хоть как-то хочу отвлечься!

Слова атакующей женщины всегда искренни и исполнены объективной укоризны. Но Иволгин их выслушивал впервые и готов был бросить на жертвенник любви любое, даже самое невероятное подношение, лишь бы все успокоилось и вернулось к мирному состоянию. Однако нелепая мысль: «Я, наверное, зря про беременность начал, но как же без этого?» – даже и в этом, бесконечно виноватом состоянии, казалась ему все-таки справедливой.

Интуиция подсказала невесте, что она одержала очередную победу. Теперь ее необходимо было закрепить. Она решительно поднялась с дивана, подхватила стоявшие у книжного шкафа мешок с формой и баул с булавами и лентами, подошла к окну, и через секунду спортивные доспехи растворились в купчинских сумерках.

– Наташка, что ты сделала?

– Облегчила твою жизнь, милый,– она покорно улыбнулась, но – добивать так добивать! – Ты согласен, что именно этого мы и хотели?

Ее вопрос повис в воздухе, Вадима в комнате уже не было. Из распахнутой входной двери сквозило, а на лестнице затихал звук его тяжелого бега.

Кто-то из приятельниц Аллы Владимировны работал в обувной секции «Пассажа», и в тот день они с Натальей решили побродить по центру вдвоем, совместив по возможности прогулку с удачным приобретением парадных туфель.

Встретившись на площади Восстания, неторопливо пошли по Невскому. Наташа засыпала Аллу Владимировну вопросами о ребятах из Привольного, смеялась над ее меткими и остроумными зарисовками из жизни родного, но ставшего уже почти былинным Приморья. В этой болтовне незаметно исчезла та легкая отчужденность, что возникла за время их разлуки, и Наталья как существо, в общем-то, одинокое, вновь, как и раньше, почувствовала всю прелесть доверительного общения.

В «Пассаже» все прошло более чем удачно. Выбирая из трех пар, Наташа остановилась на мягчайшем Gaborе с бантиком и пряжкой, усыпанной стразами.

– Ноги отекают, аж жуть! – пожаловалась она на примерке.

– В твоем состоянии это естественно,– Алла Владимировна присела на соседний пуф.– Может, взять на размер побольше?

– Я так и сделала... А отец с матерью знают?

– Все знают.

– А почему молчат?

Алла Владимировна положила руку на плечо девушки. Невольно вспомнилась безобразная сцена с Забугой-отцом, когда он, не разобравшись с текстом полученного из Ленинграда письма, пьяный ввалился на гимнастическую тренировку в Дом офицеров Привольного и устроил дебош, всячески оскорбляя Аллу Владимировну, которая, дескать, «растит шлюх для городских кобелей». Девочки-гимнастки испуганно сбились в кучку, и ей стоило огромного труда выпроводить этого шумного «искателя управы». Потом были и его виноватый многословный визит с извинениями, и просьбы-мольбы его жены поехать с ними в Ленинград.

– Мне пришлось настоять, но только ты неправильно понимаешь ситуацию: они не молчат. Они ждут...

– Ну что, какие берете? – Продавщица-приятельница зашуршала книжечкой для выписки чеков.

– Вот эти, от Габора Шамоди, Марин.

– Юная искушенность или ты подсказала?

Алла попыталась улыбнуться. В Привольном она отвыкла от городской образности и легкости разговора.

– Считай, подруга, что первое.

– Вот, сорок шесть рублей семьдесят копеек в кассу, пожалуйста! – продавщица протянула чековый листочек Наталье. Когда девушка отошла, Марина тихо спросила:

– Она в курсе?

– Ах, да...– Зорина быстро вынула из сумочки сложенную двадцатипятирублевую бумажку и так же быстро, прикрывая пальцами, опустила ее в карман синего рабочего халата.

– Родственница? – кивнула Марина в сторону возвращающейся Наташи.

– Бери выше, подруга! Моя лучшая ученица, будущая чемпионка.

– Ну, ты даешь, Алка!

– Не даю, а стараюсь...

На Невском, покинув «Пассаж», они замешкались.

– Слушай, если с ногами беда, что ж ты согласилась на такой походище? – сокрушенно покачала головой Алла Владимировна.– Вот они – плоды жизни молодой и безрассудно самостоятельной... Слушай! А давай-ка закатим девичник! Здесь же «Север» – два шага сделать, согласна?

– Согласна...

Заказ был сделан. Боярские блинчики с мясом и брусникой, бутылка красной «Алазани» и огромные десертные башни, украшенные куполами из безе. Невеста засомневалась было по поводу вина, но наставница быстро ее успокоила.

Официантка, выполнив заказ, удалилась.

– Ну, что же, за тебя, Натуль, за твое счастье! – Они пригубили вино.

– Алла Владимировна, вы сказали, что они ждут. Чего?

– Когда ты и Вадим объявите о твоем положении.

– Это так на них не похоже...

– Ты просто привыкла всегда быть для них ребенком. Для родителей тоже нелегкий труд – признавать твое право на самостоятельные поступки. Но, коль скоро тебе повезло, ведь спортивные успехи и учеба в институте – вот твои козыри,– то теперь везти будет постоянно. Только не расслабляйся. Обещаешь?

– Пообещать-то легко... А вот как быть с гимнастикой, если честно,– не знаю. Я ведь, как на меня ни давили, от аборта отказалась...

– Кто давил?

– Да есть тут... заместители семьи и школы, так что, думаю, после родов мне дорога в большой спорт закрыта. На меня же надеялись как на участницу предстоящего чемпионата Европы, а теперь нет у них уверенности, что роды пройдут без осложнений, и я вовремя восстановлюсь. Записали меня в бесперспективные...

– Ерунда какая-то! Это с тобой в Обществе так обошлись?